Несложно догадаться, почему мне это снилось.
Я не могу взять еще один микрокредит. Из-за их высоких процентов и штрафов за просроченную выплату я и оказалась в такой жопе в первый месяц, когда не смогла заплатить за квартиру. Я уже дошла до лимита по кредитной карте, а кредитная история у меня такая плохая, что, если бы я позвонила в банк и попросила дать мне кредит или увеличить лимит, они бы хорошенько поржали, прежде чем повесить трубку. Я бы сходила в местный продовольственный фонд, но боюсь, что меня узнает пациент. Кэлвин точно тогда начнет меня подозревать.
Я могла бы сказать Нику, что беременна. Может, он тогда меня не тронет.
Но в глубине души я думаю, что ему все равно.
Открывается дверь операционной, и завозят пациентку под наркозом. Судя по ее медкарте, ей сорок четыре года, у нее ярко-рыжие волосы и лицо, замороженное дорогими противовозрастными процедурами: неестественно большие скулы, губы словно опухшие – все это ломает симметрию ее лица. Но мое внимание приковывает кольцо с гигантским бриллиантом у нее на пальце, сверкающее под люминесцентными лампами. У меня изо рта испаряется вся слюна.
– Подождите, – говорю я. – У нее кольцо на пальце.
– Что? – резко спрашивает доктор Джонс.
Я показываю на левую руку пациентки.
– Господи. Нельзя, чтобы у нее было кольцо в операционной. Медсестры должны знать.
Я не могу отвести от него глаз.
Гигантский бриллиант.
Стоит, наверное, целое состояние.
Им можно оплатить мой долг Нику, аренду за все пропущенные месяцы, накупить еды.
– В больнице есть ее родственник, которому можно отдать его на хранение? Партнер?
Нет, слишком рискованно. Нельзя.
– Она приехала одна, – говорит Бэт, полистав ее медкарту.
– Команда, мне сегодня не нужны задержки. Кто-нибудь, разберитесь с этим.
– Я разберусь, – слышу я собственный голос.
Все в операционной поворачиваются ко мне.
– У Кэлвина в офисе есть сейф, там кольцо будет в безопасности.
– Хорошо, – говорит доктор Джонс. – Только побыстрее.
Я киваю, берусь за кольцо на пальце пациентки и пытаюсь его скрутить. Оно так долго сидело на пальце, что проделало борозду в плоти. Ощущение, будто я стягиваю украшение с покойницы.
– Господи, Марго, – говорит Карин, – необязательно вместе с пальцем.
– Извините.
Я сую кольцо в карман форменных штанов и чувствую, что белое золото еще теплое.
– Десять минут.
– Пять, – говорит доктор Джонс.
Я быстро киваю и выхожу из операционной в предбанник, а оттуда в коридор как можно быстрее, опасаясь, что доктор Джонс передумает и отправит кого-нибудь еще вместо меня. Сердце у меня колотится так сильно, что начинает подташнивать.
Я проскальзываю в раздевалку и проверяю, нет ли в ней кого. На стене тикают часы, отсчитывая секунды до того, как мне нужно будет вернуться в операционную. Я открываю свой шкафчик, достаю кольцо из кармана и любуюсь тем, как оно сверкает, когда я верчу его в пальцах. Надеваю его себе на палец, но оно не смотрится: ногти у меня обгрызены, кожа между пальцев потрескалась. Женщина на операционном столе, наверное, ни разу в жизни не делала тяжелой работы.
«Это может решить все мои проблемы», – думаю я, кладу кольцо в маленький внутренний карман своей сумки и застегиваю молнию.
«Или все разрушить», – отвечает голос у меня в голове.
Я захлопываю дверцу шкафчика и иду к выходу из раздевалки.
10
Анна
Остается 22 часа
Пятница, 5 апреля 2019 года, 12:14
Я иду в женскую раздевалку и с тоской смотрю на лавку, которая отделяет два ряда шкафчиков друг от друга, как будто это свежезастеленная кровать. Как же хочется прилечь, хотя бы на минуту. У меня дрожат ноги, а поясница непрерывно болит. Но мне нельзя тратить перерыв на сон, неважно, насколько он мне необходим. Если я не пойду в полицию сейчас, я упущу шанс.
Я стягиваю с себя форму, чувствуя, что за время утренней операции ткань кое-где приклеилась к телу от пота, и швыряю ее в отверстие для грязной одежды в стене.
Я не могу убить человека. Я не стану убивать.
Ма-а-а-ам…
Ма-ма-ма-ма-а-амочка…
Я плотно зажмуриваюсь и сажусь на скамейку.
Каждый раз, собираясь нарушить правила, продиктованные похитителями, я вспоминаю голос Зака в телефонной трубке. Воспоминание о его отчаянии высасывает из меня жизненные силы. Я закрываю лицо ладонями, стараясь не смять накладные ресницы и чувствуя, что уплываю, и тут слышу, как дверь раздевалки открывается с долгим пронзительным скрипом.
Марго.
Я, наверное, ужасно выгляжу: сутулая, живот переваливается через резинку трусов, темные круги под глазами.
– Собираетесь на улицу? – спрашивает она.
– Надо кое-что купить. Я ненадолго.
Она пожимает плечами, как будто ей совершенно все равно, но если бы я не ответила, то эта назойливая корова начала бы лезть с расспросами.
Я снимаю одежду с вешалок и одеваюсь, краем глаза следя за Марго. Она открывает соседний с моим шкафчик, что-то проверяет, достает телефон и просматривает сообщения. Потом со вздохом опускается на скамейку.
– Ненавижу мужиков. А вы?
Я достаю волосы из-за воротника блузки и обуваюсь.
– Терпеть не могу, – отвечаю я, достаю сумку из шкафчика и захлопываю дверцу. – Увидимся через час.
Марго дергает плечами, не поднимая глаз от телефона.
Я выхожу из раздевалки и иду к лифту, не останавливаясь, но тут меня окликают:
– Анна, хорошо, что я вас застал.
Это Доминик Келлер, заведующий кардиоторакальным отделением. Он высокий и широкоплечий и всегда кажется раздраженным. Я пытаюсь подавить приступ паники и улыбаюсь.
– Доминик, чем могу помочь?
– Просто хочу напомнить, чтобы вы заглянули ко мне в кабинет в течение дня. Хочу еще раз обсудить завтрашний протокол по Пациенту Икс.
Я чувствую, как при упоминании о пациенте у меня дергается веко. Я делаю над собой усилие, чтобы улыбнуться еще шире.
– Да, конечно. У меня примерно в пять кончается операция. Зайду после нее, хорошо?
– Отлично, – говорит он, похлопывая меня по руке и собираясь уходить, – жду с нетерпением.
Он уходит по коридору, по которому я только что пришла, а я захожу в лифт, чувствуя, как колотится сердце в груди. Меня охватывает паника от одного упоминания об операции, так что же со мной будет, когда все вокруг станут следить за каждым моим движением? Когда приведут в действие повышенные меры безопасности?
