Его лицо так близко, что мне видно, насколько расширены у него зрачки и что из ноздрей торчит что-то белое. Я смотрю на Рика – он так же взвинчен.
– Не на него смотри, – встряхивает меня Дэмиен, – а на меня. Что ты здесь делаешь?
– Эй! – говорит Рик, поднимая в воздух мою руку. – Это мое кольцо!
Я отдергиваю руку и вздрагиваю, когда Дэмиен снова орет, обдавая меня горячим дыханием.
– Объясняй давай. Сейчас же.
Нам в глаза ударяет белый яркий свет. Мы оба щуримся и оборачиваемся на другую машину, которая заезжает на свалку. Когда мотор глохнет и выключаются фары, я ее узнаю.
Это машина, на которой увезли Анну.
Двери быстро открываются одна за другой, и из машины вылезают люди в масках. Я надеюсь увидеть следующей голову Анны, и каждый раз, когда этого не происходит, сердце у меня падает.
Господи, они и правда ее убили. Они бросили где-то ее мертвое тело, оставили гнить.
Из машины вылезает еще одна фигура. Слишком темно, чтобы разглядеть, и поначалу мне кажется, что это очередной человек в маске, но потом я понимаю, что на голове у него не балаклава, как у остальных, а мешок. Мешок стаскивают с головы, и в темноте показываются светлые волосы Анны.
Я вырываюсь из рук Дэмиена и бегу к ней навстречу. Она кажется странно спокойной, но на лице у нее застыла смертельная бледность. Люди в масках молча проходят мимо меня.
– Ты в порядке?
Я рассматриваю ее, ожидая найти кровь и синяки, но, кажется, ее не тронули. Она молча кивает и бросает взгляд на мою щеку.
– Нам надо идти, – говорит она быстро и поворачивается, не произнеся больше ни слова.
– Подожди, подожди минутку. Что случилось? Я думала…
Я оглядываюсь через плечо. Дэмиен и Рик смотрят на меня в ужасе.
– Марго, – резко произносит Анна. Она стоит возле моей машины и ждет, когда я ее открою.
Я бросаю еще один взгляд на Дэмиена и вижу, насколько он зол на меня за то, что я сюда приехала. Мне нужно попробовать поговорить с ним, объяснить, что это было необходимо, чтобы получить деньги, но я чувствую нетерпение Анны. Я не могу позволить себе отпустить ее одну.
Я возвращаюсь к машине, не оглядываясь, даже когда Дэмиен окликает меня по имени.
– Так что случилось? – спрашиваю я, когда мы садимся в машину. – Они тебя не тронули?
Я завожу мотор и разворачиваюсь. Она не произносит ни слова, пока мы не проезжаем ухабистую дорогу наполовину.
– Со мной все нормально.
– Чего они хотели?
Она смотрит в окно, как будто не слышала моего вопроса. Я доезжаю до конца проселочной дороги и сворачиваю на шоссе, чувствуя исходящий от нее запах свежего пота. Она нервно постукивает ногой по полу.
– Анна, – серьезно говорю я. – Чего они хотели?
– Они вернут мне моего сына, – говорит она на удивление спокойно. – Но для начала мы должны кое-что сделать.
– Хорошо, это же отлично… – осторожно говорю я. Это ее странное состояние заставляет меня нервничать. – Что мы должны сделать?
Она снова погружается в молчание и смотрит вдаль. Как будто она под кайфом или что-то такое. Что бы с ней там ни случилось, она все еще не может от этого отойти.
– У Ахмеда Шабира был двоюродный брат, – наконец говорит она. – Ему нужна наша помощь.
Нужна наша помощь? К чему, черт побери, она клонит?
– То есть ему нужна операция? – спрашиваю я.
– Да.
– Ну и что в этом сложного? Ты каждый день делаешь шунтирование. Просто вставь его в расписание и…
– Его нельзя вставить в расписание, – прерывает она меня и смотрит мне прямо в глаза. – И операция должна быть сегодня.
– Стоп, стоп, стоп… Что?
Я смеюсь оттого, насколько нелепо это звучит, и смотрю на дорогу. Но она не смеется вместе со мной.
– Ну и как мы должны это сделать? У нас нет анестезиолога, перфузиолога… никого нет. Мы не можем провести операцию на сердце вдвоем.
– Придется найти способ, – отвечает она ровным тоном.
– Слушай, я все понимаю, ты хочешь, чтобы тебе вернули сына, но ты явно это не продумала как следует. Как мы проведем операцию на сердце, чтобы никто в больнице об этом не узнал?
– Никто не знал про Ахмеда Шабира. Мы сделаем то же самое: проведем через заднюю дверь больницы, закроем отделение на генеральную уборку, заблокируем операционную в расписании, чтобы никто не смог ею воспользоваться. Мы справимся.
Я не знаю, действительно ли она верит в то, что говорит, или пытается убедить себя и меня одновременно. В любом случае она произносит безумные вещи. Она даже выглядит сейчас как безумная: зрачки расширились от шока, руки на коленях трясутся.
– Да что ты? А анализы? Кровь, ЭКГ, рентген, эхо, дуплексное сканирование и так далее и так далее. Если хоть что-то из этого сделаешь, администрация сможет нас отследить, а если нет, мы вообще не будем знать, с чем столкнемся во время операции. Твой гениальный план состоит в том, чтобы действовать вслепую?
– Если придется, то да!
Я съезжаю на обочину и ударяю по тормозам, так, что нас обеих швыряет на ремни.
– Ты вообще себя слышишь? Это безумие.
– Это единственный способ вернуть моего сына, – говорит она твердо. – А для тебя – единственный способ получить твои деньги.
Я смотрю на нее, в ярости и в восторге от ее упорства. Более безбашенного поступка я придумать не могу. Если нас раскроют, Анна никогда больше не сможет оперировать, а я добавлю еще один пункт в список своих преступлений. Ассистировать на операции в больнице, откуда меня уволили? Я даже не могу представить себе, сколько будет отягчающих обстоятельств.
Но если я не получу деньги, я в любом случае сяду в тюрьму.
– Ну и что, ты считаешь, что мы вдвоем можем провести шунтирование?
– Конечно нет, – резко бросает она.
– Ну и как мы тогда это сделаем? Потому что никто в здравом уме не станет нам помогать, даже под дулом гребаного пистолета.
Анна поворачивается на сиденье и смотрит мне прямо в глаза.
– Тебе пора перестать делать вид, что у нас есть выбор, Марго. Мы обе в этом увязли. До того как тебе пришла в голову гениальная идея, над нами висела только одна угроза, а теперь нам в затылок дышит две преступных группы. Если мы не проведем эту операцию и станет известно, что я убила Ахмеда Шабира, люди, которые похитили моего сына, убьют его, а потом нас. Но если проведем, Шаббары вытащат моего сына и разберутся с теми, у кого он сейчас. Мы убьем двух зайцев. Ты получишь деньги, я получу сына. Это наш единственный шанс. И мы будем сидеть в этой машине, пока не составим план, потому что я не вижу другого выхода, а ты?
