— Должен ли я попытаться развеять любые опасения, которые у него могут возникнуть, ваше величество? — тихо спросил Стейнейр.
— Думаю, что это было бы очень хорошей идеей, — сказала Шарлиэн через мгновение. — Я не думаю, что вам придется искать его, ваше преосвященство. Если не ошибаюсь, он собирается прийти к вам. Как я уже сказала, он очень уравновешенный человек, и полагаю, подумавши об этом, что он, вероятно, захочет обсудить эти свои оговорки непосредственно с вами в самый ранний возможный момент. И когда он придет к вам, думаю, что он сделает все возможное, чтобы непредвзято выслушать то, что вы хотите сказать.
— Я не могу просить большего, чем у любого другого человека. — Стейнейр улыбнулся еще одной из своих безмятежных улыбок. — Если он действительно готов слушать, я ожидаю, что Бог сможет сделать так, чтобы Его услышали, даже если Ему придется использовать такого подверженного ошибкам проводника, как я.
Шарлиэн покачала головой. Для большинства людей на месте Стейнейра эта последняя фраза была бы примером чистой ложной скромности. В случае Мейкела Стейнейра это было совершенно искренне.
— Возможно, ты не можешь просить больше, чем у любого другого человека, Мейкел, — голос Грей-Харбора был значительно более кислым, чем у архиепископа, — но я мог бы пожелать, чтобы ты получал это немного чаще.
— И что же вызвало это, милорд? — спросила Шарлиэн, приподняв бровь.
— Этот идиот Кейри, ваше величество, — прорычал Грей-Харбор. — Хотел бы я знать, о чем думали члены палаты общин, когда включали его в свой список делегатов!
Шарлиэн поморщилась. Трейвир Кейри был одним из немногих делегатов Чариса, в отношении которых у нее были серьезные сомнения. Она тоже задавалась вопросом, что могло вдохновить остальных членов палаты общин выбрать его для выступления от их имени, и она все еще не смогла придумать ответ, который ей понравился.
— По большей части это были просто следствия богатства, Рейджис, — сказал Стейнейр, его тон был значительно спокойнее, чем у первого советника. — Я действительно должен объяснять вам, сколько других членов палаты общин должны ему деньги, услуги или и то, и другое?
— Нет, — проворчал Грей-Харбор.
— Ну, думаю, что прямо сейчас это, вероятно, основная причина. — Архиепископ слегка пожал плечами. — Я бы ни капельки не удивился, если бы он воспользовался большинством этих услуг, чтобы попасть на отбор.
— Должна сказать, что согласна с Рейджисом, — сказала Шарлиэн, и резкость в ее голосе немного удивила даже ее саму.
Шарлиэн Тейт Армак полюбила Чарис и большинство вещей, связанных с ней. Не все, конечно, но большинство вещей. Трейвир Кейри, с другой стороны, олицетворял почти все, что ей не нравилось в Чарисе.
Он был сказочно богат (как благодаря усилиям своего отца, так и благодаря своим собственным), и все негативные стереотипы, которые остальные члены Сейфхолда лелеяли о чарисийцах, подходили ему как перчатка. Он был жадным, коварным и совершенно не заботился о благополучии своих работников. Он был одним из владельцев мануфактур, наиболее энергично выступавшим против новых законов о детском труде, и она знала, что Эдуирд Хаусмин и Рейян Мичейл оба презирали его и не особенно старались скрывать это. Из всего, что она могла видеть, он испытывал к ним точно такие же чувства, с добавлением сильного негодования из-за того, что они оба были значительно богаче, чем даже он.
Шарлиан была бы готова относиться к этому человеку с отвращением только на этом основании, но у нее были свои глубоко личные и индивидуальные причины ненавидеть Кейри. Хотя с тех пор он существенно смягчил свою резкую критику, он не скрывал своего первоначального несогласия с решением бросить вызов авторитету храмовой четверки. Шарлиэн была удивлена этим меньше, чем некоторые другие. Несмотря на всю его показную преданность Церкви — и что бы она о нем ни думала, никто не мог оспорить тот факт, что он всегда щедро жертвовал Церкви — для нее было совершенно очевидно, что он никогда даже не делал жеста, чтобы применить наставления Писания о братстве к своим собственным несчастным работникам, и не было никаких доказательств какой-либо особой праведности в его собственной жизни. На самом деле, по ее мнению, он идеально подходил для храмовой четверки. Его «дары» Церкви, как и его публичное восхваление учения Церкви, представляли собой попытку подкупить Бога, а не какое-либо подлинное, глубокое благочестие. Это означало, что Церковь Чариса представляла собой вызов совершаемому над Богом и архангелами мошенничеству, в котором он провел всю свою жизнь.
Шарли, возможно, ты просто относишься к нему немного строже, чем он того заслуживает, — напомнила она себе.
Может быть, так оно и есть, — ответила она сама. — С другой стороны, может быть, это и не так.
Несмотря на его попытки преуменьшить свое первоначальное несогласие с отказом Чариса от храмовой четверки, Кейри в лучшем случае лишь частично смирился с существованием Церкви Чариса. Он принял, по крайней мере, форму церковной реформации в Чарисе, но Шарлиэн была одной из тех, кто сомневался, что в этом действительно приняло участие его сердце. Война против Церкви просто привела к слишком большому количеству контрактов, стоивших слишком больших денег, чтобы он мог придерживаться принципов и позволить всем этим прекрасным маркам упасть в чью-то другую кассу.
Этого было бы более чем достаточно, чтобы настроить Шарлиэн против него, но он на этом не остановился. Ее дядя, герцог Холбрук-Холлоу, был одним из двадцати или около того самых богатых людей в королевстве Чисхолм, и Кейри провел последние пару месяцев, соблазняя его инвестировать в различные собственные предприятия в Чарисе. Не то чтобы Шарлиэн возмущало участие ее дяди в чарисийских предприятиях, но если он собирался инвестировать с кем-то, почему это не могло быть с кем-то вроде Хаусмина или Мичейла? Кто-то, кто был хотя бы отдаленно принципиален?
Он наживается на принципах дяди Биртрима, — обиженно подумала она. — Он знает, как недоволен дядя Биртрим моими решениями, и использует свою репутацию преданного служения Церкви, чтобы убедить дядю Биртрима положить деньги в его карман! К настоящему времени дядя Биртрим убежден, что Кейри на самом деле его друг — один из очень немногих друзей, которые у него есть здесь, в Чарисе, — и последнее, что мне нужно, это чтобы дядя, чья лояльность Церкви Чариса уже вызывает сомнения, публично проводил время с кем-то с репутацией Кейри!
Она на мгновение закрыла глаза, снова ругая себя. Ее дядю едва ли можно было обвинить в том, что он общался с одним из немногих высокопоставленных или богатых чарисийцев, которые не смотрели на него с открытым подозрением. И хотя она сделала несколько намеков Холбрук-Холлоу, она не могла заставить себя быть более откровенной в своих попытках вбить клин между ним и Кейри. Она должна это сделать. Она знала, что должна это сделать. Но у него было так мало друзей в Чарисе, и именно она заставила его приехать сюда. Как бы сильно она ни ненавидела Кейри, он, очевидно, видел этого человека совсем в другом свете.
И всегда возможно, что твое представление о Кейри искажено именно потому, что тебя возмущают отношения дяди Биртрима с ним, — сказала она себе.
