И вот почему ты думаешь о Кэйлебе, — подумала она. — Потому что он твой. У тебя нет всего его, как и у него нет всей тебя — вы двое — слишком много других людей, у вас слишком много других обязанностей. Но в Писании сказано, что тем, от кого многого просят, многое и дается. Так не казалось с тех пор, как умер отец… до сих пор.
Ее губы перестали дрожать и вместо этого изогнулись в нежной улыбке. Государственный брак, да, но гораздо больше. Ее сердце, казалось, волшебным образом осветилось, когда она вспомнила его улыбку, вкус его губ, магию его прикосновений и свою собственную отзывчивость на них. Архиепископ Мейкел сказал, что настоящий брак — это союз общих забот и задач, двух сердец, двух умов и двух душ, и он был прав. Не было такого испытания, с которым они не могли бы справиться вместе, и если с ее стороны было глупо верить этому мужчине, которого она знала всего два месяца, то пусть будет так. Она…
По дверному косяку мягко постучали костяшки пальцев, и она услышала что-то бормочущий голос Сейрей. Мгновение спустя в дверях ее спальни появилась сама Сейрей.
— Эдуирд здесь, ваше величество, — сказала она.
Признаком того, насколько Сейрей была потрясена покушением на убийство, было то, что она даже не нахмурилась, когда увидела, как ноги ее госпожи поджаты под нее, как у какой-нибудь школьницы. Шарлиэн захотелось рассмеяться при этой мысли, но вместо этого она только кивнула.
— Попросите его войти, пожалуйста.
— Конечно, ваше величество.
Сейрей сделала короткий реверанс и удалилась. Через несколько ударов пульса она вернулась с сержантом Сихэмпером.
— Эдуирд, — тихо сказала Шарлиэн. Она слегка поморщилась от боли в жестоко ушибленном плече, когда протянула руку, и сержант, вооруженный и одетый в броню для службы, склонился над ней, поцеловал руку, затем выпрямился. — Вижу, полковник Роупуок решил, что я все-таки могу заполучить тебя, — заметила императрица со слабым, горько-сладким огоньком.
— Ваше величество, если вы хотите, чтобы я был на вашем балконе всю ночь, тогда я буду там, — просто сказал он ей.
— Помню, как ты стоял за дверью моей спальни, когда я была девочкой, — сказала она ему. — Сразу после смерти отца. Я всегда могла спать, зная, что ты рядом, как мой собственный оруженосец, чтобы держать кошмары снаружи, где им самое место. Может быть, сегодня ночью я тоже смогу заснуть.
— Надеюсь на это, ваше величество.
— Я тоже. — Она взглянула на свою горничную. — Иди спать сама, Сейрей.
— Я не настолько устала, ваше величество. Если вам нужно…
— Если ты не настолько устала, то, конечно, должна устать. И я уже не совсем маленькая девочка, даже если сегодня ночью мне действительно нужен Эдуирд, чтобы помочь прогнать плохие сны. Иди спать. Если окажется, что ты мне нужна, обещаю, что позвоню и без колебаний вытащу тебя из постели. А теперь убирайся!
— Да, ваше величество. — Сейрей слегка улыбнулась, сделала еще один полупоклон и удалилась, оставив Шарлиэн наедине с Сихэмпером.
— Она такая же беспокойная, как и ты, Эдуирд, — сказала императрица.
— Забавно, как вы, похоже, оказываете такое влияние на людей, ваше величество.
— Несомненно, потому, что люди не верят, что у меня хватит ума укрыться от дождя.
— Несомненно, ваше величество, — согласился Сихэмпер и немного грустно рассмеялся.
— Мы действительно через многое прошли вместе, не так ли, Эдуирд?
— И, если вы простите меня за то, что я это говорю, ваше величество, надеюсь, что мы переживем вместе еще больше.
— Полагаю, что это была бы лучшая альтернатива. Тем не менее, лучше бы у меня не было пары столь напряженных дней, как последние два, — сказала она, и на этот раз он только улыбнулся, его глаза были такими же грустными, как у нее, и кивнул в знак согласия.
— Что ж, — сказала она более оживленно, — полагаю, нам следует вывести тебя на балкон.
Она выбралась из кресла и просунула одну руку под его бронированный локоть, идя рядом с ним босиком по прохладному мраморному полу спальни в развевающемся вихре ночной рубашки и ночной накидки из шелка стального чертополоха. Он открыл решетчатую дверь на огромный балкон и вывел ее в прохладную вечернюю тьму.
Небо представляло собой кобальтово-голубой купол, начинающий слабо мерцать звездами, а луна казалась полированной медной монетой, едва выглядывающей из-за восточного горизонта, но еще не совсем стемнело. Она могла смотреть на крыши Теллесберга, на набережную, на мерцающие огни галеонов, выходящих из гавани на крыльях падающего прилива. В столице начали мерцать другие огни, и она подняла голову, наслаждаясь прохладным поцелуем ветерка на своем лице.
И все же, несмотря на все спокойствие настоящего момента, сегодня вечером в Теллесберге было что-то другое, — подумала она. — Это противоречило умиротворенности открывшейся перед ней сцены. Если бы она когда-либо сомневалась в том, что ее новые подданные приняли ее близко к сердцу, волна ярости, прокатившаяся по Теллесбергу вслед за новостями о покушении, навсегда бы ее успокоила.
— Насколько все было плохо на самом деле, Эдуирд? — спросила она теперь тихо, глядя на завитки дыма, все еще поднимающиеся над водой. Она могла видеть их, несмотря на сгущающийся вечер, потому что они были освещены слабым красноватым светом, мягко пульсирующим там, где внизу все еще тлели угли и головни.
— Не так плохо, как могло бы быть, ваше величество. — Он пожал плечами. — Целители будут заняты какое-то время, но городская стража прибыла вовремя, чтобы никого не линчевали, а пожарные удержали огонь в одном квартале вокруг церкви.
— Я бы хотела, чтобы этого не случилось, — тихо сказала она, все еще глядя на дым, и Сихэмпер снова пожал плечами. Она поняла, что его сочувствие было явно ограниченным. С другой стороны, ее оруженосец всегда был… прямым парнем. Но потом он немного удивил ее.
— Они разгневаны, ваше величество, — сказал он. — Злы и, думаю, пристыжены. Насколько нам известно, все ублюдки — прошу прощения — были чарисийцами, и они чувствуют, что во всем виновато их королевство.
— Это так глупо, — грустно сказала она. — Три четверти охраны тоже были чарисийцами, и они погибли, чтобы остановить это!
— Конечно, они это сделали. И, в конце концов, остальная часть Чариса тоже это вспомнит. Но не сейчас.
Шарлиэн кивнула, зная, что он прав. Зная, что на самом деле она не могла ожидать ничего другого, и благодарная за то, что, как сказал Сихэмпер, городская стража прибыла вовремя, чтобы, по крайней мере, предотвратить какие-либо смертельные случаи. Она хотела бы, чтобы стража успела вовремя, чтобы помешать толпе поджечь и церковь Лэнгхорна Благословенного, но это, вероятно, было бы слишком большим ожиданием.
Время от времени она задавалась вопросом, действительно ли Кэйлеб и архиепископ Мейкел поступили мудро, позволив сторонникам Храма, которые открыто заявляли о своей неизменной преданности совету викариев, объявить своей одну из самых больших церквей города. Она была особенно обеспокоена, когда люди, которые продолжали молиться там, начали переселять себя и свои семьи в многоквартирные дома и квартиры, расположенные вокруг церкви, как их собственный маленький анклав в центре Теллесберга. То, что произошло сегодня, только усилило ее прежние опасения, но она все еще не смогла придумать лучшего решения, чем то, которое принял Кэйлеб. Какими бы ни были его недостатки, она согласилась с ним и архиепископом в том, что последнее, что они могли себе позволить, — это подтвердить утверждения инквизиции о «кровавом подавлении истинной Церкви в еретическом Чарисе», фактически преследуя лоялистов.
