Будет еще хуже, когда снова наступит зима, — предупредил он себя. — Как только снег станет достаточно глубоким, как только на улице станет достаточно холодно, ты найдешь еще больше причин оставаться внутри с комфортом, изолированным от всех этих… неприятностей.
В этом есть метафора, — подумал он. — И ничто из этого не имело никакого отношения к погоде.
Он поднял глаза, когда в дверь вошел Замсин Тринейр. Канцлер опаздывал, он прибыл последним из храмовой четверки, и коротко, натянуто улыбнулся им в знак извинения.
— Простите меня, братья, — сказал он. — Мой офис только что получил депешу от Деснейра, и я подумал, что лучше расшифровать ее до моего прихода.
— И там было сказано что-нибудь интересное? — прорычал Жэспар Клинтан со своего места за столом совета.
— В ней было несколько интересных наблюдений, — ответил Тринейр. — Ничего особенно потрясающего. Большая часть состояла из сообщений из вторых рук о том, что делали чарисийцы, чтобы полностью покончить с судоходством Делфирака. По-видимому, их адмирал Рок-Пойнт теперь начал посылать диверсионные экспедиции даже в нейтральные порты — чаще всего средь бела дня — чтобы уничтожить или сжечь любой корабль под флагом Делфирака. Я заказал копии для всех нас, особенно для тебя, Аллейн.
Аллейн Мейгвейр кивнул в знак благодарности, хотя эта благодарность на его лице едва ли была искренней. Он с болью осознал, что его положение было самым шатким из всей четверки. Несмотря на то, что официально именно он понял, что Церкви потребуется флот из галеонов, а не галер, факт оставался фактом: никто — за возможным исключением Дючейрна — не мог толком сосчитать, сколько марок было вложено в их бесполезный флот галер. И ходили упорные слухи, что на самом деле именно Клинтан признал первоначальную ошибку Мейгвейра. Слухи, как сильно подозревал Мейгвейр, исходили от самого великого инквизитора… и которые несли с собой проклятие собственного суждения Мейгвейра, которое, к сожалению, было слишком точным в данном случае.
— Было ли что-нибудь еще об убийстве Гектора? — спросил Клинтан.
— Только о слухах и спекуляциях, циркулирующих в Деснейре, — сказал Тринейр. Он посмотрел на Клинтана с тщательно скрываемым любопытством. — У меня не было никаких новых сообщений о самом событии. А у тебя?
— Нет. — Клинтан покачал головой. — Если бы я получил, я бы, конечно, привлек к ним всеобщее внимание.
«Все» в данном случае, конечно, означало других членов храмовой четверки, — кисло подумал Дючейрн.
— Я хотел бы, чтобы у нас было больше достоверной информации об этом, — сказал он вслух, наблюдая за выражением лица Клинтана за внешне спокойными глазами. — Все это дело все еще кажется… странным для меня.
— Что в этом «странного»? — презрительно фыркнул Клинтан. — Очевидно, Кэйлеб приказал убить этого человека. По его мнению, у него было достаточно причин, даже до того, как он женился на Шарлиэн. И весь мир знает, как сильно эта сука ненавидела Гектора!
Что-то в пренебрежительном, почти небрежном приписывании Клинтаном вины со щелчком сработало внутри Робейра Дючейрна. Глаза генерального казначея метнулись в сторону Тринейра, и он увидел там то же самое понимание. Дючейрн знал, что оба они с самого начала задавались этим вопросом. Теперь они знали.
— Да, хорошо, — сказал Тринейр, — кто бы это ни устроил, — Дючейрн понял, что он очень старательно не смотрел в сторону Клинтана, — это ставит нас перед некоторыми интересными дилеммами.
— За последние пару лет у нас их было достаточно, — заметил Клинтан. — Не понимаю, как еще несколько человек смогут что-то изменить.
— Надеюсь, ты простишь меня, Жэспар, — сказал Тринейр с легким оттенком резкости, — но довольно многие из этих дилемм попадут на политическую арену. Это делает их более чем мимолетным интересом для меня и моего офиса. И, думаю, они, несомненно, будут иметь значение и для инквизиции.
Скуластое лицо Клинтана на мгновение напряглось, но затем снова разгладилось, и он кивнул.
— Ты прав, — признал он, что было настолько близко к извинению, насколько он когда-либо подходил.
— Спасибо.
Тринейр устроился на своем месте во главе стола и оглядел остальных троих.
— На данный момент, конечно, как мы все хорошо знаем, вся наша информация об убийстве Гектора в лучшем случае фрагментарна и получена из вторых рук. Уверен, что мы все надеемся получить более надежные отчеты от епископа-исполнителя Томиса, желательно — в ближайшее время. С другой стороны, уже сентябрь. Пройдет еще не так много пятидневок, прежде чем погода начнет закрывать нашу способность отправлять и получать сообщения, даже с помощью семафора. Думаю, нам придется пойти дальше и решить, как начать реагировать на это с помощью уже имеющейся у нас информации, какой бы неудовлетворительной она ни была в некоторых отношениях.
— Очевидно, что первое, что нужно сделать, — сказал Клинтан, — это осудить кровавые действия Кэйлеба, Шарлиэн и остальных членов отступнического руководства. Понимаю, что Гектор и его сын были всего лишь еще двумя жизнями против всех тысяч, которые уже погибли из-за их неповиновения Матери-Церкви. Но если они готовы так небрежно убивать правящих князей и их наследников, это указывает на совершенно новый уровень опасности.
— В каком смысле, Жэспар? — спросил Дючейрн. На самом деле он был немного удивлен, что смог сохранить свой тон таким нейтральным.
— Во-первых, это просто наглость, — ответил Клинтан. — Тот факт, что они готовы так открыто убивать своих противников, только подчеркивает их презрение к суждениям и осуждению остального мира. И, конечно, это будет иметь последствия для других князей и королей, не так ли? Кто может быть уверен, что их не преследует чарисийский убийца, если они кажутся каким-то препятствием для непристойных амбиций Кэйлеба и Шарлиэн? Кроме того, мы говорим об акте убийства, Робейр. Убийства не кого-нибудь, а князя, посвященного самой Матерью-Церковью, и того, кто вел собственную Божью борьбу против сил отступничества! Понимаю, что в Фирейде они уже продемонстрировали, что были готовы убивать даже священников Бога, но теперь они доказали, что убьют любого, и даже без показательного процесса, подобного тому, что был в Фирейде. Гектор — мученик, еще один мученик в священной войне против Чариса и сил Тьмы. Мы обязаны перед его памятью, перед Богом и Матерью-Церковью разъяснить это каждому из верующих!
— Понимаю.
Дючейрну удалось сдержать рвотный позыв, хотя это было нелегко. Пыл, сиявший в глазах Клинтана, напугал его. Это было почти так, как если бы великий инквизитор действительно верил в то, что он говорил об ответственности Чариса за смерть Гектора. Тот факт, что он мог сначала так небрежно отдать приказ об убийстве, а затем так цинично использовать его, был достаточно плох. Вероятность того, что он действительно мог поверить в свою собственную ложь, была намного хуже, особенно для того, кто обладал властью инквизиции.
— Думаю, мы все можем согласиться с этим, Жэспар, — спокойно сказал Тринейр. — Как ты говоришь, независимо от того, умер ли Гектор — на поле битвы, в постели или сраженный рукой убийцы, — он, очевидно, вел войну против врагов Матери-Церкви. Хотя я бы никогда не хотел показаться чрезмерно циничным или расчетливым, — Дючейрн задался вопросом, был ли он единственным, кто заметил, как на мгновение посуровели глаза Тринейра, когда канцлер пристально посмотрел на Клинтана, — простая пропагандистская ценность публичного и громкого заявления об этом будет неоценимой.
