— Однако, в дополнение к установлению фактов об этих действиях, этому трибуналу также было поручено расследование смертей инквизиторов, о которых идет речь. Чарисийский адмирал, уничтоживший Фирейд, подтвердил своими собственными словами, что он лично отдал приказ о казнях и, более того, что он сделал это по прямому указанию отлученных от церкви Кэйлеба и Шарлиэн из Чариса. Трибунал не намерен в настоящее время выносить какие-либо официальные заключения по поводу разрушений, гибели и страданий гражданского населения, которым подверглись ни в чем не повинные граждане Фирейда в результате действий того же адмирала. Эти вопросы выходят за рамки устава этого трибунала, и, насколько понимает трибунал, король Жэймс проводит свое собственное расследование и поделится своими выводами с Матерью-Церковью, когда оно будет завершено.
— Тем не менее, этому трибуналу поручено расследовать и сообщать о фактических обстоятельствах смерти инквизиторов Фирейда. И неизбежным выводом трибунала является то, что, несмотря на вину инквизиторов, о которых идет речь, их «казни» на самом деле представляют собой акты хладнокровного и самого нечестивого убийства. Само Священное Писание, как в Книге Лэнгхорна, так и в Книге Шулера, навсегда устанавливает, что Мать-Церковь, и в частности управление инквизиции, несет ответственность за оценку действий Божьих священников, за определение вины или невиновности, когда эти священники обвиняются в преступлениях, и за исполнение смертных приговоров суда над ними, если они будут признаны виновными. Эта торжественная ответственность и долг возложены исключительно на Мать-Церковь и управление инквизиции. Любой человек, который проливает кровь рукоположенного священника по своей собственной воле или по воле любого смертного существа, виновен перед Шулером, Лэнгхорном и Самим Богом в убийстве. Не просто в убийстве, а в богохульстве. Это акт неповиновения не смертному, подверженному ошибкам человечеству, а Богу и Его святым архангелам. Не может быть никаких сомнений, никаких сомнений в кровавой вине, которую так называемая «Церковь Чариса» должна нести в глазах Матери-Церкви, всех благочестивых людей и Самого Бога.
Его голос был резким, как кованое железо, и он обвел зал холодным, жестким взглядом.
— Возможно, что Шан-вей соблазнила отца Стивина и его товарищей на грех, апеллируя к их решимости исполнять волю Бога так, как они ее понимали, на основе инструкций великого инквизитора. Без сомнения, их бессмертные души заплатят высокую цену из-за их печальной неудачи, и ни один священник Матери-Церкви не может оправдать их действия. Не тогда, когда эти действия привели не просто к гибели самопровозглашенных еретиков, но и к гибели детей, у которых не было выбора, не было права голоса в действиях своих родителей. Кровь таких невинных жертв должна запятнать даже самые набожные души.
— Но даже если все это правда, люди, убившие тех священников, были виновны в еще более темном и отвратительном преступлении. Они повесили отца Стивина и его товарищей — повесили рукоположенных священников Бога — в раскаленной добела ярости мести. В порыве собственной богохульной жажды крови они переступили границы, установленные Самим Богом для смертных людей. Таким действиям не может быть прощения, и обязательно должен наступить день, когда они ответят и перед Матерью-Церковью, и перед инквизицией, и перед Богом за свои непростительные грехи.
.VII
Плантация хлопчатого шелка, баронство Дейруин, Лига Корисанды
— Итак, они наконец-то двинулись, — пробормотал сэр Корин Гарвей. Он стоял на тенистой веранде дома выращивавшего хлопчатый шелк плантатора, который его сотрудники реквизировали для его штаб-квартиры. Дом — очевидно, принадлежавший богатому человеку — был прекрасно обставлен, хотя и маловат для штаба целой армии. С другой стороны, в глубине души он размышлял, что его «армия» была слишком мала для ее описания этим конкретным существительным в одном из великих материковых государств, таких как Харчонг или Сиддармарк.
И, по крайней мере, армия Кэйлеба, кажется, еще меньше, чем моя. Во всяком случае, это уже кое-что.
— Насколько достоверны эти сообщения, Эйлик? — спросил он более громким голосом, глядя на красивого, великолепно одетого мужчину, стоящего рядом с ним.
Гарвей знал сэра Эйлика Артира, графа Уиндшера, с детства. Они были хорошими друзьями много лет, и не было никого, кого Гарвей предпочел бы иметь на своей стороне в бою. К сожалению, несмотря на всю свою драчливость и бесспорную храбрость, Уиндшер был не самым блестящим человеком, которого когда-либо встречал Гарвей. Он серьезно относился к своим обязанностям, у него был, казалось бы, безграничный запас физической энергии, и он был самым превосходным наездником, которого когда-либо видел Гарвей. Дайте ему врага в открытом поле, саблю в руке и отряд кавалерии за спиной, и он будет непобедим. Однако он был немного неуверен в том, что касалось разведывательных и маскировочных аспектов профессии кавалериста, и его естественным предпочтением, когда он оказывался у вражеской позиции, было атаковать первым и выяснить, каковы были шансы для его отчета после боя. С другой стороны, он получил достаточно сильных ударов, чтобы осознавать свои собственные слабости.
— Думаю, что они очень надежны, — сказал он сейчас. — Мой передовой полк держит их под наблюдением с тех пор, как они покинули Дейрос. Мы не смогли поддерживать разведывательные группы, действующие вдоль их флангов с тех пор, как они направились в лес, но мы все еще медленно продвигаемся к контакту с их авангардом. Судя по маршруту, которого они до сих пор придерживались, они определенно направляются к перевалу Тэлбор. И ты был прав, у них, похоже, не так уж много собственной кавалерии. — Уиндшер фыркнул. — Если бы дело дошло до прямой драки между моими и их солдатами, мы бы закончили еще до обеда.
— Но этого не случится, не так ли, Эйлик? — спросил Гарвей, и Уиндшер мрачно покачал головой.
— Вероятно, нет. Хотя, — граф заметно оживился, — если вам с Чарлзом удастся прорвать их строй, мы с моими парнями будем рады прикончить их для вас.
Гарвей улыбнулся, но улыбка сменилась хмурым взглядом, когда он обдумал одно из донесений, отправленных ему кавалерийскими заслонами Уиндшера.
— Что вы об этом думаете, Чарлз? — спросил он мужчину, откинувшегося на спинку стула по другую сторону импровизированного стола с картами. Гарвей постучал указательным пальцем по оскорбительной депеше, и другой мужчина пожал плечами.
— Полагаю, почти то же самое, что и вы, — сказал сэр Чарлз Дойл.
Он был на несколько лет старше Гарвея или Уиндшера, и своим нынешним положением обязан тому факту, что был одним из фаворитов князя Гектора. С другой стороны, он стал одним из фаворитов князя из-за своей склонности к выполнению сложных задач. Высокий, поджарый, темноволосый Дойл больше отличался ленью, чем физической выносливостью, но у него была вся та интеллектуальная острота, которой, казалось, часто не хватало Уиндшеру. Его роль старшего артиллерийского офицера Гарвея хорошо подходила ему, и вдвоем они с Уиндшером обычно составляли удивительно эффективную аудиторию для стратегических упражнений Гарвея.
