Освещение было все еще слишком слабым, чтобы можно было использовать подзорную трубу, но он прищурился, вглядываясь на восток, где тени густого леса продолжали скрывать единственный батальон чарисийцев, который расположился лагерем по эту сторону от них. Они должны быть примерно…
Глаза Гарвея расширились от внезапного изумления. Конечно, это была всего лишь игра света!
Он отставил чашку с какао в сторону и подошел ближе к открытой стороне колокольни. Он ощущал прохладный ветерок, щебет пробуждающихся птиц и нежный свист виверн, а также скользкий от росы колокол размером с человека, висящий прямо за ним, как некое наблюдающее присутствие. И он также осознавал, что вместе с ним на колокольне находится горстка штабных офицеров и помощников. Именно по этой причине он заставил свое выражение лица оставаться спокойным, держа руки неподвижно, когда они лежали на перилах безопасности высотой по пояс. Свет продолжал улучшаться, и он пытался напоить его интенсивностью своего взгляда. — Сэр! — внезапно выпалил один из его помощников. — Я думал…
— Я вижу это, лейтенант, — сказал Гарвей, и он был доволен — и более чем немного удивлен — тем, как спокойно ему удалось говорить.
Накануне вечером один батальон чарисийской пехоты разбил лагерь в ограниченной дуге, широкая сторона которой была сосредоточена на шоссе, где оно выходило из запутанной дикой местности. Теперь, каким-то образом, этот батальон продвинулся по крайней мере на целую милю, и ни один из его кавалерийских пикетов ничего не заметил. Хуже того, батальон был существенно усилен. Его разведчики оценили колонну чарисийцев максимум в пять или шесть тысяч человек. Предполагая, что большее число было точным, это выглядело так, как будто по крайней мере две трети общей численности противника каким-то образом умудрились волшебным образом появиться перед его собственными людьми.
Его челюсти сжались, когда он попытался оценить ширину фронта и численность. В сомкнутом строю каждый пехотинец занимал расстояние примерно в один ярд. В открытом строю этот фронт удваивался. Таким образом, батальон из четырехсот человек в сомкнутом строю, с тремя ротами в двойной линии и четвертой в резерве, охватывал фронт примерно в сто пятьдесят ярдов. Выстроившись в линию в три ряда, их фронт сокращался всего до ста ярдов. Разведывательные донесения предполагали, что чарисийские батальоны были больше, чем его собственные, вероятно, около пятисот человек вместо четырехсот. Предполагая, что каждый из них оставил по одной роте в качестве резерва, это означало, что каждый из их батальонов должен преодолеть около двухсот ярдов в сомкнутом строю, сократившись всего до ста тридцати, если они пойдут в тройную линию. Который казался…
Свет был значительно ярче, чем раньше, и он поднял подзорную трубу, затем нахмурился. Детали все еще было трудно разглядеть на таком расстоянии, даже с помощью трубы, но одно было очевидно: они вообще не были в тесном строю. Вместо этого они стояли в своеобразном, почти шахматном открытом строю.
Что, черт возьми, они задумали? — волновался он. Если дело когда-нибудь дойдет до общей рукопашной схватки, мы пройдем сквозь них, как дерьмо сквозь виверну, даже без единой пики! Так почему же…?
Затем он понял, что это построение вообще не предназначалось для рукопашного боя. Его собственные кремневые мушкеты стреляли гораздо быстрее, чем фитильные замки старого образца. Он уже предположил, что чарисийцы должны были стрелять по крайней мере так же быстро, как его собственные кремневые ружья, и это построение, очевидно, было оптимизировано, чтобы позволить стрелять наибольшему количеству мушкетов в любой данный момент. Это было вовсе не построение для ближнего боя; оно было специально разработано с учетом скорострельности нового оружия.
Чего не было у нас, — мрачно подумал он. — Это будет… больно.
Тот факт, что чарисийцам удалось вывести так много мушкетов вперед и из ограниченного леса позади них, также вызывал беспокойство, хотя теперь, когда удивление начало ослабевать, это конкретное открытие беспокоило его меньше. В конце концов, цель состояла в том, чтобы выманить врага вперед. Тот факт, что чарисийцы оказали ему услугу, едва ли должен был вызывать беспокойство.
За исключением того, что они сделали это на своих собственных условиях, а не на моих. И если не считать того факта, что Эйлик специально выставил там кавалерийские пикеты, чтобы предупредить нас, если они попытаются сделать что-то подобное. Не только это, но и фронт этих ублюдков находится ближе тех мест, где были выставлены некоторые из этих пикетов. Так что они не просто помешали солдатам Эйлика обнаружить их; каким-то образом они уничтожили все до единого пикеты, и никто не сделал ни единого выстрела, ни один человек не убежал, чтобы предупредить нас. Вот это… обескураживает.
— Как им это удалось, сэр? — пробормотал тот же помощник позади него, и Гарвей пожал плечами.
— У меня нет ни малейшего представления, лейтенант, — признался он. — И только между нами, тот факт, что они справились с этим без того, чтобы мы уловили даже намек на то, что они задумали, беспокоит меня. С другой стороны, все, чего они на самом деле добились, — это поглубже засунули свои головы в петлю ради нас. И не только это, но они находятся в доброй тысяче или полутора тысячах ярдов по эту сторону леса. Если кавалерия графа Уиндшера сможет проникнуть в эту брешь, отрезать им путь к отступлению…
Лейтенант теперь кивал, его глаза были сосредоточены, и Гарвей обнаружил, что ответ юноше на самом деле заставил его тоже почувствовать себя немного лучше. Если лейтенант думал, что его слова имеют смысл, то, вероятно, так оно и было. Что еще лучше, другие люди могли бы думать о том же, вместо того, чтобы беспокоиться о том, как, черт возьми, чарисийцам удалось волшебным образом продвинуть так много людей так далеко вперед, и никто этого не заметил.
Эта мысль все еще просачивалась в его сознание, когда он услышал слабый, отдаленный звук горнов.
Это были не его горны, и пока он наблюдал, чарисийский строй задрожал, а затем пришел в движение.
* * *
— Вот это неприятное зрелище, не так ли? — пробормотал себе под нос бригадный генерал Кинт Кларик.
Он и его сотрудники присоединились к штабной группе полковника Жэнстина. Каждая из двух чарисийских бригад держала в строю по три своих батальона, четвертый батальон находился в резерве, а 1-й батальон Жэнстина сформировал центр линии третьей бригады на левом фланге чарисийцев. В данный момент Кларик остановился на небольшом холме, вглядываясь в свою подзорную трубу поверх голов своих наступающих стрелков на ожидающий их строй корисандцев.
Линии корисандцев были намного плотнее, чем его собственные — более глубокие, ощетинившиеся остриями копий. Более плотный фронт и большая глубина должны были обеспечить им гораздо большую ударную мощь, если дело дойдет до ближнего боя, но это возможное преимущество было получено за счет уменьшения максимальной огневой мощи каждого корисандского батальона. Или, скорее, уменьшения ее по сравнению с чарисийскими батальонами. Похоже, Кларику, возможно, вот-вот предстоит выяснить, окажутся ли в конце концов точными его теории об огневой мощи, превосходящей ударную мощь.
