* * *
Капитан Иллиэн услышал первый выстрел.
Он удивленно вскинул голову. Ближайший чарисиец все еще был по меньшей мере в трехстах ярдах от него!
Эта мысль промелькнула у него в голове, но потом он увидел пороховой дым на пшеничном поле. Это было слева от него и гораздо ближе, чем основные чарисийские формирования.
Но это все еще в ста пятидесяти ярдах от…
Антан Иллиэн внезапно перестал думать, когда другой чарисийский разведчик-снайпер нажал на спусковой крючок, и пуля пятидесятого калибра насквозь пробила его нагрудник.
Сэр Филип Миллир напрягся, когда «хлоп-хлоп-хлоп» мушкетного огня прокатилось по фронту его наступающего полка.
Как и капитан Иллиэн, он не мог поверить собственным ушам в течение первого удара сердца или около того. Враг был слишком далеко, чтобы одна из сторон могла стрелять в другую! Но потом он тоже увидел дым, поднимающийся среди высокой пшеницы. Появились десятки — десятки — внезапных белых облачков, и мышцы его челюсти напряглись, когда он понял, в кого они стреляли.
* * *
Уистан почувствовал волну смешанного удовлетворения и чего-то похожего на вину, наблюдая, как его цель рушится, как сломанная игрушка. Другие снайперы-разведчики стреляли, следуя его примеру, и по всему корисандскому фронту падали офицеры и знаменосцы.
Командиры рот, которые действовали как живые ориентиры для своих людей, были главными целями, и смертоносный точный винтовочный огонь прошел сквозь них, как жнец. Насколько мог судить Уистан, каждый из них был ранен по крайней мере один раз, а позади них опрокинулись штандарты подразделений, когда другие стрелки нацелились на их носителей.
Весь вражеский строй дрогнул в шоке, но Уистан больше не смотрел. Он был слишком близко к корисандцам, чтобы тратить время на восхищение собственной меткостью или даже меткостью своих людей. Даже с бумажными патронами вместо порохового рожка перезарядка дульнозарядной винтовки требовала времени. Особенно, если человек пытался сделать это, прячась в трехфутовой пшенице. Вот почему ни один из снайперов-разведчиков даже не пытался сделать что-то настолько глупое. Вместо этого они деловито пробирались в тыл — очень похоже на травяную ящерицу, — подумал уголок мозга Уистана, — делая все возможное, чтобы оставаться полностью скрытыми.
* * *
Миллир злобно выругался, когда понял, что чарисийцы только что перебили по меньшей мере половину командиров рот его полка.
Он знал каждого из этих офицеров лично, и большинство из них были достаточно молоды, чтобы годиться ему в сыновья. Несмотря на это, ярость, которую он испытал, увидев, что их намеренно убили, поразила бы его, если бы у него было время по-настоящему подумать об этом. В конце концов, офицеры всегда были приоритетными целями. Единственное отличие на этот раз заключалось в том, что чарисийцы устроили тщательно скоординированную, заранее спланированную засаду. Дальность стрельбы была настолько велика, а точность казней — а это было то, чем они были на самом деле: хладнокровные, тщательно спланированные казни — была настолько высока, что люди, которые их проводили, должно быть, были вооружены винтовками. И это означало, что чарисийцы выставляли специально обученных и экипированных стрелков специально для засад, подобных этой.
У них не могло быть их много, учитывая низкую скорострельность винтовок. Никакое оружие, чей плотно прилегающий патрон нужно было вбивать в ствол, чтобы протолкнуть его в нарезы, не могло стрелять так быстро, как гладкоствольное, и именно по этой причине ни один полевой командир не мог пожертвовать такой огневой мощью своих регулярных линейных подразделений, какими бы точными ни были винтовки. К сожалению, это не означало, что тактика не могла быть чертовски эффективной, и его челюсти сжались, когда его мгновенная вспышка ярости немного отступила, и он осознал, что потеря такого количества офицеров будет означать для сплоченности и морального духа подразделений. Устойчивость пехотной роты, ее способность выдерживать удары боя, не падая духом, в огромной степени зависела от ее офицеров. На их знании своего человеческого материала, их осознании того, кто будет опорой силы и за кем нужно будет внимательно следить, когда возникнет давление. И, возможно, даже больше, от уверенности людей в своих лидерах. Они знали своих собственных офицеров. Они прислушивались к их голосам в бою, читали свою собственную судьбу и ход сражения по тону, которым отдавались приказы.
Теперь то, что должно было быть источником силы, превратилось в источник слабости, и люди, которыми командовали эти умершие и раненые офицеры, так же, как и Миллир, поймут, что произошедшее было преднамеренной, хорошо спланированной, блестяще выполненной тактикой… разработанной, чтобы сделать именно то, что она проделала.
* * *
Рот полковника Жэнстина растянулся в жесткой, обнажающей зубы усмешке, когда снайперы-разведчики уничтожали младших офицеров другой стороны. Если бы он знал, какие мысли проносились в голове Филипа Миллира в тот момент, он не смог бы не согласиться ни с одной из них. Это было преднамеренное убийство, и хотя Жэнстин стремился убивать людей не больше, чем любой другой человек, он в одно мгновение повторил бы это снова.
Тщательно выстроенные ряды корисандцев уже не были такими аккуратными, как раньше. Кое-где — особенно там, где каким-то чудом не задело командира роты, — отдельные подразделения продолжали наступать в том же устойчивом темпе. Другие подразделения, спотыкаясь, остановились, когда их командиры упали. Третьи продолжали продвигаться вперед, но более медленно, почти нерешительно, поскольку солдаты в строю ждали, пока один из взводных командиров роты примет командование подразделением. К сожалению, немало из этих командиров взводов также стали жертвами.
Части линии, которые продолжали наступать, внезапно остановились, когда поняли, что так много их соотечественников отстали. Они стояли там, где были, ожидая, пока дезорганизованные подразделения полностью вернут себе контроль, что годилось, среди прочего, для того, чтобы снайперы-разведчики получили время, необходимое им для успешного отхода к позициям своих стрелков.
Одетые в камуфляж снайперы просачивались сквозь ряды линейных рот, ловко проскальзывая в проемы, не мешая неуклонному продвижению своих товарищей. То тут, то там кто-то отрывал руку от своей винтовки, чтобы похлопать возвращающихся снайперов по спине, а сам Жэнстин кивнул в знак приветствия, когда старший сержант Салмин подвел сержанта Уистана к командной группе.
— Хорошая работа, сержант. Рад видеть, что ты вернулся целым и невредимым. — Полковник в поздравлении сжал плечо Уистана. — И верю, что ты рассчитал это тоже почти идеально.
— Надеюсь на это, сэр. — Сержант-разведчик-снайпер покачал головой с мрачным выражением лица. — Прошу прощения, но я бы предпочел не делать этого снова в ближайшее время. Стрельба по кроликам и горным ящерицам — одно. Это, однако…
— Мы можем надеяться, сержант. — Жанстин снова сжал его плечо. — Мы можем надеяться.
