Вопрос, конечно, заключался в том, будет ли это справедливо и для чарисийцев.
* * *
Далеко в пшеничном поле, невидимые Дойлу среди трехфутовых стеблей, затаились тридцать человек из специализированного снайперского взвода лейтенанта Эйлина Хатима. Стрелки этого взвода были элитной частью элитного подразделения, и они это знали. Большинство взводов состояло всего из двадцати человек, но снайперский взвод был разделен на пятнадцать команд по два человека. Каждый мужчина был опытным и смертоносным стрелком, но обычно только одному из них отводилась роль стрелка, в то время как его напарник использовал подзорную трубу, чтобы идентифицировать и выбирать цели.
Что было именно тем, чем они занимались последние четверть часа или около того.
* * *
Дойл так и не услышал выстрелов. Он также не смотрел в нужное место, чтобы заметить дым от винтовок. Снайперы на самом деле находились по ту и другую сторону от развертывающейся чарисийской артиллерии, что — по определению — означало, что они были далеко от любой дистанции, на которой огонь из стрелкового оружия мог угрожать орудиям Дойла. Его артиллеристы знали это так же хорошо, как и он, и многие из них вылезли из своих орудийных ям, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть, что происходит по обе стороны от них. Что означало, что они были полностью беззащитны, когда пятнадцать винтовок с пятидесятивосьмидюймовыми стволами, заряженных тем, что житель Старой Земли назвал бы остроконечными пулями, специально изготовленными в штамповочных прессах, выстрелили практически одновременно.
Глаза Дойла вспыхнули от изумления, когда одиннадцать его людей упали практически одновременно. Двое из них, очевидно, были ранены по меньшей мере дважды, и его мозг, казалось, на мгновение застыл, когда он зарегистрировал тот факт, что оба они были офицерами, с отличительными кушаками и шляпами, которые указывали на их звание. Фактически, все жертвы, кроме двух, были офицерами, что означало, что каким-то образом мушкетеры, которых он даже не мог видеть, выбирали отдельные цели со смертельной точностью.
Уцелевшим артиллеристам потребовалось мгновение или два, чтобы осознать, что через них только что прошла смерть. Затем, как будто чья-то рука протянулась и схватила их за лодыжки, они исчезли под защитой своих орудийных ям, оставив позади себя восемь убитых и трех раненых, гротескно распростертых на земле.
* * *
— Открыть огонь! — крикнул майор Дарин Бриндин вслед за залпом снайперов лейтенанта Хатима. Единственным реальным недостатком специализированного оружия снайперов было то, что оно было длинным и неуклюжим. Это делало маловероятным, что у них будет время перезарядиться до того, как их цели уйдут в укрытие, так что теперь все зависело от его людей, и сплошная стена дыма поднялась, когда взревели двенадцать полевых орудий его двух батарей.
На расстоянии пятисот пятидесяти ярдов они были на добрую сотню ярдов ближе предела досягаемости его двенадцатифунтовых пушек. При пяти градусах возвышения они могли метко стрелять сплошным ядром почти на тысячу семьсот ярдов, но максимальная дальность стрельбы шрапнелью составляла не более четверти этой дальности.
Однако, картечь… была совсем другим делом. Вместо тридцати шариков диаметром в один дюйм, как у шрапнельного заряда, заряд картечи состоял всего из девяти миниатюрных ядер. Но каждое из этих ядер было два дюйма в диаметре и массой почти в восемь раз больше, чем шарик шрапнели. И они вполне могли стрелять на пятьсот пятьдесят ярдов из одного из двенадцатифунтовых орудий барона Симаунта.
* * *
Дойл все еще пытался смириться с нелепой точностью и дальностью стрельбы чарисийских мушкетов, когда линия вражеских орудий исчезла за собственным дульным дымом, и первые очереди картечи с визгом обрушились на его позицию.
Некоторые из его подчиненных подумали, что он проявляет осторожность на грани робости, когда настоял на том, чтобы они вырыли надлежащие оружейные ямы. В конце концов, они знали, что чарисийские орудия уступают им численностью почти в три раза. Но, несмотря на некоторое ворчание, они выполнили его приказ, поместив каждое орудие в отдельную яму, так что их стволы просто расчистили неглубокую стену из грунта, выброшенного лопатами в сторону врага.
Жестоко неожиданный урожай чарисийских снайперов загнал его невредимый персонал обратно в ямы за мгновение до того, как выстрелили двенадцатифунтовые пушки, что означало, что «робость» Дойла только что спасла немало жизней его подчиненных.
По крайней мере, сейчас.
Звук, с которым влетела картечь, был похож на шум ветра в листьях. Что-то вроде свистящего, многоголосого шипения, которое заканчивалось тяжелыми глухими ударами, похожими на удары огромного кулака по земле, когда картечины попадали в цель.
Некоторые из этих целей не были низкими земляными насыпями, защищающими орудийные ямы, и раздались новые крики.
На самом деле точность чарисийских артиллеристов была значительно ниже, чем прицельная. В отличие от специализированной снайперской винтовки, картечь была изначально неточным снарядом, и даже для длинноствольных чарисийских пушек пятьсот пятьдесят ярдов были большой натяжкой. Но картечь также имела преимущество перед крупными ядрами; тому, кто стрелял ею, на самом деле не требовалась высокая точность для достижения смертельных результатов.
Большинство отдельных картечин безвредно зарылись в грязь. Из тех, которые этого не сделали, только две действительно попали в людей. Голова одного человека просто исчезла; другой рывком вскочил на ноги, крича, глядя на раздробленную, истекающую кровью часть своей левой руки. Но лошади и тягловые драконы были гораздо более крупными целями, чем люди, и Дойл мгновенно понял, что не отодвинул их достаточно далеко в тыл, когда развернул свои собственные орудия.
По меньшей мере полдюжины лошадей пали при первом залпе, большинство из них визжали, как замученные женщины, от внезапной неожиданной агонии, которую они совершенно не могли понять. Этот звук скручивал нервы человека, как клещи, но драконы были еще хуже. Пронзительный, мучительный вой раненого дракона был неописуем. Свистящие, завывающие крики, казалось, заполнили вселенную, и раненые звери отчаянно бросились на ограды своих загонов.
Дойл сунул блокнот в карман и соскользнул с дерева в ливне щепок коры. Он упал на землю уже на бегу, бросившись в центральную орудийную яму батареи.
— Снять заряды! Извлеките заряды! — взревел он. — Заряжай ядрами! Заряжай ядрами, будь прокляты ваши глаза!
Некоторые из оставшихся в живых офицеров его дивизиона и командиров орудий уже предвосхитили его инструкции. Он приказал зарядить свои орудия картечью, потому что мушкетеры должны были оказаться на расстоянии его эффективного выстрела, если они собирались представлять какую-либо угрозу для его батареи. Несмотря на то, что он сам настаивал на правильном размещении орудий, он на самом деле не ожидал, что чарисийцы вступят в артиллерийскую дуэль без поддержки пехоты, когда у них было едва ли треть от его орудий. Картечь и шрапнель были самыми эффективными противопехотными боеприпасами, которые были у любого артиллерийского орудия, и он никогда не представлял, что какая-либо пехота в мире может эффективно вести огонь дальше пределов досягаемости картечи. Теперь, даже когда он наблюдал за своими людьми и подталкивал их к перезарядке, он сделал мысленную пометку для руководства артиллеристам, которое он все еще составлял. Правило номер один: Никогда не заряжайте свое оружие, пока не будете знать — определенно знать, — какой тип боеприпасов потребуется.
