Кричала женщина. На два голоса. Или, что вероятнее, кричали две женщины. У одной голос был густым, как звук виолончели, у другой — высоким и истеричным, как надорванная скрипка. На первом этаже явно кто-то ссорился. Сосредоточиться в такой обстановке было попросту невозможно…
Виктор отложил тетрадь и ручку, вышел из комнаты и зашагал к лестнице. Он понимал, что встревать в чью-то склоку — не лучшая идея, да и вообще это не слишком удачный момент для появления, но все же надеялся, что, если они там ссорятся друг с другом, их гнев и раздражение минуют его, ну, или заденут лишь краешком…
Как и в детстве, он медленно и осторожно спускался по этим деревянным ступеням, касаясь левой рукой резных перил и пытаясь услышать, не ходит ли там где-то мама.
Голоса из гостиной становились все громче и отчетливей, и в какой-то момент идти туда уже совершенно расхотелось. Виктор подумал, что, быть может, стоит все-таки вернуться в комнату, закрыть дверь и повернуть ключ. И не выходить. Никогда не спускаться к обеду. Остаться там навсегда…
Но нет. Что-то все же тянуло его вниз. Это «что-то», помимо любопытства, было пониманием: он приехал сюда вовсе не для того, чтобы ото всех прятаться.
На выступе перил сидел кот. По мнению Виктора, ничего не видя (а глаза кота по-прежнему скрывались под повязкой), сидеть так высоко было довольно опасно, но кота это, похоже, не слишком заботило.
— Осторожнее, Конни, — шепнул Виктор.
Кот презрительно повернул к нему голову: мол, занимайся своими делами. И еще: «Для тебя я не Конни. А мистер Коннелли».
— Ну и ладно… — то ли коту, то ли самому себе сказал Виктор и продолжил спуск.
Стоило ему сойти с последней ступеньки, как его тут же посетила тревожная и действительно пугающая мысль: «Началась война».
Из гостиной на паркет перед лестницей лился рыжий свет — там ярко горел камин, и в его отсветах панели вишневого дерева, ступени и пара огромных резных буфетов словно пылали. Треск огня смешивался с мрачностью и зловещестью симфонического оркестра, играющего из старенького бабушкиного радиоприемника. Тот, к слову, едва ли не надрывался, но никто и не думал о том, чтобы немного приглушить звук.
Гостиная была охвачена… бурей эмоций. По ней метались два вихря: вихрь в сиреневом и вихрь в алом.
— И как ты только додумалась это сделать?! — кричала женщина в длинном алом платье.
Это была тетушка Мегана, старшая сестра матери Виктора. Ее боялись все представители мужской части семьи Кэндл, а особенно — ее супруг, несчастный дядюшка Джозеф. Тетушка Мегана была городской светской львицей — или, вернее, таковой себя считала. Дни напролет она занималась тем, что разъезжала по городу на таксомоторе мистера Эндрю, который получал двадцать фунтов в неделю и был несказанно счастлив возить такую великолепную видную даму. Мегана заезжала в ресторан, наводила суматоху в единственном в городе книжном клубе, заглядывала в ратушу, где часок или около того сводила с ума господина мэра, скандалила в попечительском совете школы имени Губерта Мола, а потом вторгалась в церковь, где пыталась «вывести на чистую воду» местного пастора.
Тетушка была очень занятой особой и ненавидела все семейное: готовку еды, уборку, вязание, шитье и ухаживание за домашними животными — такими как кошки, собаки, канарейки, крысы и дети. Но при этом она, как бы странно это ни звучало, просто обожала «быть миссис Кэндл». Она гордилась своей родовой фамилией и изо всех сил напоминала окружающим, кто она, отчего все в городе считали Кэндлов поголовно заносчивыми, высокомерными ханжами, с которыми дел лучше не иметь.
— А что такого?! Хлам и есть хлам! — кричала женщина в вязаном сиреневом платье.
Это была тетушка Рэммора, младшая сестра матери Виктора. Злобная, завистливая, мелочная, подлая, мстительная, невероятно склочная и ненавидящая всех кругом. Она была так худа, что казалось, будто все ее тело состояло из одной лишь ядовитой змеиной железы. Хоть Рэммора почти постоянно и пребывала в доме (если только не строила козни где-то еще), из-за своего характера и неуживчивости она была вынуждена обретаться в небольшом пристроенном к особняку флигеле с отдельным входом. К слову, свою бывшую спальню в доме, откуда ее со скандалом выселили, она лично наполнила коллекцией мерзких жаб, чтобы никто не вздумал там поселиться после нее. В этом была вся Рэммора.
— Это не хлам! Это антиквариат, пришибленная ты истеричка! — тетушка Мегана нависала над сестрой и, казалось, вот-вот набросится на нее.
— Неужели? — скривила злобную усмешку тетушка Рэммора и потрясла головой. Самой яркой отличительной особенностью ее внешности всегда были странные и дикие прически, в которые тетушка вплетала различный хлам. К примеру, сейчас в ее черных блестящих волосах виднелись часы на цепочке с разбитым стеклышком, чей-то монокль, птичьи перья, вязальная спица и несколько катушек ниток.
— Да, именно так! — Мегана сжала кулаки. Ее прическа, в отличие от прически сестры, всегда была строгой и ухоженной. Она туго затягивала каштановые волосы в пучок на затылке и закалывала их изогнутым золоченым гребнем. — Когда ты уже наконец-то сгоришь, мерзавка?!
Вместо ответа тетушка Рэммора вдруг одновременно смешно и жутковато растопырила руки, взгляд ее остекленел, и она нелепой ломаной походкой, будто кукла, которую ведут на ниточках, двинулась по гостиной. В какой-то момент она шагнула к камину, наклонилась и засунула голову в огонь. Багровые и желтые языки пламени сомкнулись вокруг ее торчащей во все стороны шевелюры.
Виктор оцепенел, а тетушка Рэммора, постояв так около двух секунд, извлекла из камина свою голову в целости и сохранности. Изо рта у нее торчала обнимаемая тонкими губами длинная дымящаяся сигарета.
— Ты знаешь, дорогая, — Рэммора уселась в кресло у журнального столика, закинув ногу на ногу, — я никак не могу взять в толк, в чем ты меня винишь.
— Не можешь взять в толк?! — яростно бросила тетушка Мегана. — Ты. Отдала. Какой-то бродяжке. Мою. Метлу!
— Я никогда не видела, чтобы ты хотя бы раз подметала пол, — ехидно усмехнулась тетушка Рэммора и стряхнула пепел с сигареты прямо на ковер.
— Это не для подметания, змея с ногами! Ты прекрасно знаешь!
— Хм… Полетать вздумалось? Да какая метла?! Твое Величество даже кресло с трудом выдерживает!
— Нет-нет, тетушка Рэмми! — раздался третий голос. Это была Кристина, чьего присутствия из-за двух бушующих теток Виктор до сих пор не замечал. — Это ведь для костюма к празднику! Тетушка Мэг хотела переодеться в ведьму!
— Да ей и переодеваться не нужно! Карга!
— Но ты ведь тоже хотела переодеться в ведьму, тетушка! — невинным голоском напомнила Кристина.
— Да, все мы хотели быть ведьмами на празднике, — нехотя признала Рэммора, — но при этом не все мы устраиваем скандалы из-за костюмов или метел!
— То есть ты меня сейчас пытаешься обвинить? — Мегана не поверила своим ушам. — Ах ты, жаба трехглазая! Сначала отдала мою метлу! А теперь еще и пытается… Нет, вы это видали?! Наглость-то!
