— Как ты сказал? — нахмурился Джозеф Кэндл; губы его задрожали, выдавая то ли готовность солгать, то ли подкрадывающийся кашель. — Кейлех? Нет, впервые слышу. — Он закашлялся и поспешно достал из кармана халата бумажник, извлек из него носовой платок и скрылся в нем, сморкаясь.
— Я так и думал. Тогда нет смысла спрашивать, что такое «келлах», «муир», «даир» и прочие…
— Ну почему же, я знаю, что значит, к примеру, «келлах», — произнеся это, дядюшка помрачнел. — А зачем тебе?
Виктор был взволнован.
— Да так, на открытке одной прочитал. Стало любопытно.
— Странные у тебя открыточки. «Келлах» значит война.
— Это какой язык?
— Наши добрые соседушки. Ирландский. Лет десять назад все их газеты пестрели этим заголовком: «Келлах! Келлах!» — «Война! Война!»
— А остальные слова?
— Не знаю. Не силен в этой тарабарщине.
Было прекрасно видно, что дядюшка знает значение каждого из слов, но Виктор так и не мог понять, какой ему смысл скрытничать.
— Если интересует, посмотри в словарях, — продолжил Джозеф Кэндл, кивнув на книги у окна. — Там много англо-ирландских. Вон на тех полках. Знаешь? Я там протираю пыль все время. Да… даже здесь меня заставляют работать. А пыль, к слову, вредна для насморка. В смысле для носа. Ну ты, в общем, понял. Еще можешь сходить в городскую библиотеку. Джим Гэррити — помнишь его? — до сих пор там работает и…
Он вдруг замер и поднял вверх палец.
— Что? — удивился племянник.
— Кто-то пришел! — воскликнул дядюшка. — Слышишь? В дверь стучат… — Виктор ничего не слышал. — Пойду открою. Наверное, это Томас из школы вернулся.
— Так пусть этот ваш ключник, мистер Биггль, и откроет, — предложил Виктор, считая, что дядюшка просто придумал предлог, чтобы улизнуть и прекратить неудобный для себя разговор.
— Какой еще Биггль? — проворчал Джозеф Кэндл, направляясь к двери. — Я здесь и библиотекарь, и почтальон, и ключник. Эх, совсем ни во что не ставят…
Стоило дядюшке скрыться за портьерой, как Виктор вскочил на ноги, не в силах больше сдерживать нетерпение. Значит, ирландский! Так, нужно проверить! Он уверенно направился к указанным дядюшкой полкам, но спустя минут пять неудачных поисков его уверенность иссякла.
Виктор задрал голову в попытке оглядеть всю стену, заставленную книгами до самого третьего этажа. Он ничего не понимал: то ли дядюшка глупо пошутил, то ли он сам ослеп на оба глаза, то ли услышал что-то не так. Но факт оставался фактом: ирландских словарей на полках не оказалось. Ни одного. Хуже того — на месте некоторых книг в разделе «Словари» зияли пустые прогалины, как будто кто-то нарочно убрал оттуда все нужные Виктору справочники. Все это очень смахивало на то, что их забрали, чтобы он ничего не узнал, и…
— Так, кажется, у меня уже начинается паранойя, — хмуро сказал Виктор и, потирая виски, направился к двери.
Запакованная картина за спиной как будто прошептала его имя.
«Виктор…»
Двое мальчишек подошли к воротам старого особняка.
Мимо пробежал соседский пес. Увидев, что возле Крик-Холла стоит отнюдь не Кристина, он равнодушно направился дальше по своим делам. Этот пес просто обожал сестру, и Томми из-за этого ей даже немного завидовал…
Из центра города донесся бой часов. Он прозвучал заунывно и едва слышно, будто из-за простирающегося на многие мили леса.
— Ой! — воскликнул Чарли. — Я же должен был быть дома еще полчаса назад!
Обычно они прощались на перекрестке, у вывески перед холмом Ковентли. Оттуда обоим было рукой подать до дома: Томми — на холм, а Чарли — в Старый район. Но сейчас они всю дорогу обсуждали Джека-Фонаря, урок мисс Мэри и своих питомцев в погребе, гадали, стоит ли соваться к фабрикам в поисках новых, еще не отловленных, черных котов — и не заметили, как дошагали до самого Крик-Холла.
— Мама точно прибьет меня за то, что я где-то бродил столько времени! — уныло простонал Чарли.
— Скажи, что нас задержали на последнем уроке, — предложил Томми. — Моя мама иногда делает вид, что верит, когда я вру.
— С моей такое не пройдет. К тому же она знает, чей был последний урок.
— Тогда скажи, что нас заставили украшать кабинет к Хэллоуину и… Слушай, — Томми вдруг вспомнил то, что хотел спросить у друга еще утром, — а почему бы тебе не прийти к нам на праздник? Намечается что-то грандиозное: если уж моя мама что-то задумала, то…
— И что же она задумала? — спросил Чарли, бросив испуганный взгляд на проглядывающие в плюще темные окна Крик-Холла. — А? Что она задумала?
На миг Томми даже показалось, будто с ним сейчас говорит вовсе не его друг, а кто-то другой — совершенно чужой и совсем не знакомый ему мальчишка. Но наваждение исчезло так же быстро, как и появилось.
— Пока точно не знаю, — с неподдельным огорчением в голосе признался Томми. — Но я не я буду, если не выясню все до вечера! Да к тому же ты ведь не забыл, что мы едем с папой в город на «Драндулете»? Он будет рад тебя видеть… если он вообще еще может чему-то радоваться. — Томми на миг помрачнел, но тут же себя одернул. — Так что, придешь к нам на праздник? Уверен, мама не будет против!
— Ну… я…
— Боишься мою маму? — Томми улыбнулся — он сразу все понял. — Да она вообще тебя не заметит. К нам понаедут все родственники, даже самые дальние. Даже унылые тетушки Эдна, Уиллаби и Макриди…
— Я не смогу прийти. — Чарли отвернулся. — Мама не отпустит. Она сказала, что из-за моих отметок я не заслужил праздник.
— Черт! — поддержал Томми друга, но не смог его не поддеть: — Ну вы всегда можете пригласить мисс Мэри, да?
— Отвали…
— Эй, ты чего? Я же пошутил…
— Счастливых каникул! — угрюмо бросил Чарли и побрел прочь. Томми пожал плечами — обиделся, что ли?
Мальчик открыл калитку и, зайдя во двор, попрыгал по дорожке. Добравшись до дома, вскочил на крыльцо — оно, как всегда, тонуло в тени: фонарь еще не зажгли.
Томми достал из кармана пальто ключ и засунул его в замочную скважину. Стучать в дверной молоток в их семье было не принято — все Кэндлы, даже дети, открывали дверь своим ключом, предпочитая не дергать по таким пустякам, как собственное появление, домашних и… маму.
Ключ едва шевельнулся в замке и застрял. Томми подергал — все без толку. Придется стучать…
Он и стукнуть-то особо не успел в дверной молоток, как отчетливо услышал кашель. На миг ему показалось, будто кашляет сам замок. Дверь тут же распахнулась.
На пороге, кутаясь в свой лоскутный халат, стоял дядюшка Джозеф.
