— А, это ты, Томас… — пробурчал он в заложенный нос, глядя куда-то поверх головы мальчика. — А я уж решил, что та нищенка, которая за тобой увязалась, посмела к нам постучаться.
— Замок сломался. И никто за мной не увязывался! — возмутился Томми. — Какая еще нищенка?
— Да, с замком беда — не ты первый сегодня пытаешься войти. А нищенка… Да вон же она…
Томми обернулся. На противоположной стороне улицы, вдоль ограды дома Барнсов, и впрямь брела какая-то незнакомая женщина в грязном сером пальто и темно-красном клетчатом берете. Ее одежда была вся в заплатах, а волосы растрепаны. Она то и дело оглядывалась, бросая странные взгляды в их сторону и вроде бы даже высматривая кого-то в окнах Крик-Холла.
От одного вида этой женщины Томми сразу сделалось не по себе, словно в ее фигуре и поведении крылся какой-то немой укор. А еще ему показалось, что прежде он ее где-то видел…
— Пойдем в дом, парень. — Дядюшка поежился в своем халате и кашлянул для убедительности. — Воронья осень совсем с цепи сорвалась.
Томми в задумчивости переступил порог и, обернувшись, поглядел вслед удаляющейся незнакомке.
— Ты знаешь эту женщину, дядюшка? И почему ты думаешь, что она увязалась именно за мной?
— В окно видел. Забудь. Это всего лишь местная сумасшедшая.
Дядюшка явно не желал развивать тему. Он захлопнул входную дверь и, не прибавив больше ни слова, скрылся в темном коридоре, ведущем в библиотеку.
Томми размотал шарф и, ворча на всяких взрослых, которым отчего-то всегда так тяжело просто взять и без уверток все рассказать, шлепнул портфель у вешалки и принялся стаскивать с себя пальто. Дядюшка вел себя подозрительно. То, как он говорил об этой нищенке, походило на какую-то очередную… тайну.
— Что-то многовато странностей на сегодня, — пробурчал Томми, мысленно задавшись целью потом надавить на дядюшку Джозефа и выяснить, откуда тот знает эту женщину. Да, и не забыть еще спросить про подготовку к Хэллоуину! С этим ведь тоже далеко не все так просто — не каждый год мама созывает такое количество гостей: он сам видел кипу приглашений.
Томми задумался. Стоп! Ведь было же еще кое-что… Кое-что поважнее предстоящих праздников и дурацких тайн простуженных дядюшек. Там, в парке, дворничиха что-то такое сказала ему…
— Ну здравствуй, Томас, — раздалось совсем рядом.
Из черного прохода, в котором только что скрылся дядюшка, выступил высокий человек в темно-зеленых штанах и жилетке. В прихожей свет не горел, и лицо этого человека тонуло в тени.
— Ну же, — снисходительно улыбаясь, сказал незнакомец. — Это ведь я, Виктор. Неужели не узнал, братец?
Виктор протянул руку, но Томми Кэндл застыл, как будто вновь очутился под воздействием маминого наказания. Дыхание перехватило, даже сердце, казалось, замерло.
Человек в зеленом вовсе не бродит по улочкам. Человека в зеленом нет в парке. Человек в зеленом не ищет Томми.
Человек в зеленом. Уже. Нашел его.
Глава 3. Человек в зеленом
Все звали бродяжку Вороной, и это прозвище настолько к ней приклеилось, так засело в ее голове, что порой она забывала собственное имя и в самом деле начинала мыслить по-птичьи. Угловато сложив за спиной тонкие руки, бродяжка степенно вышагивала по грязному тротуару, словно настоящая ворона, дергала головой и что-то бормотала себе под нос.
Прохожие ничуть не удивлялись ее поведению — бледная тощая женщина в старом сером пальто, темно-красном клетчатом берете и с застрявшими в спутанных волосах катушками ниток имела в Уэлихолне репутацию городской сумасшедшей.
Ворона не обижалась на тех, кто бросал ей вслед обидные слова, ей давно уже стало безразлично, что о ней думают. Одни не обращали на нее внимания, другие презрительно шептались за спиной, но еще были те, кто взирал на нее с чувством злорадного торжества. Последних она сама обычно обходила за квартал, стараясь не появляться вблизи их дома и лишний раз не попадаться на глаза кому-нибудь из их семейства — особенно по женской линии.
Вот и сейчас, проходя мимо старого особняка на холме Ковентли, она почувствовала на себе пристальный взгляд из-за кованого забора и вроде бы даже определила, что принадлежал этот взгляд мужчине, а не женщине, но все же липкий страх заставил ее ускорить шаг.
Лишь свернув за угол, Ворона без сил прислонилась к холодной стене, успокоила дыхание и прислушалась. Кажется, за ней пока никто не бежал. Ни человек, ни кот, ни даже крошечная писклявая мышь. Стало быть, на этот раз обошлось…
— Эй, мерзавка, пошла прочь от моего окна! — внезапно раздалось сверху.
Ворона подняла затравленный взгляд и увидела в окне первого этажа сухое, беспощадно изрезанное морщинами лицо. В руках негодующая старуха сжимала жестяную лейку, а на подоконнике перед ней стояли горшки с чахлыми розами. Видимо, она выглянула, чтобы полить их.
— Простите, мэм, я не хотела вас побеспокоить, — пробормотала Ворона, проворно отскочив от льющейся на нее из лейки струи воды, и уже развернулась было, чтобы уйти, но тут старуха в окне противно расхохоталась ей в спину.
— Давай-давай, проваливай отсюда, уродина! Нечего здесь шататься!
Бродяжка обернулась.
— А цветы у тебя завянут! — бросила, словно каркнула, она, угрожающе вскинув руку и скрючив пальцы наподобие вороньих когтей.
Старуха испуганно осеклась и сразу же исчезла за хлипкими шторками, покуда сумасшедшая не напророчила чего похуже. Но та лишь понуро опустила голову и побрела себе дальше по улице.
Немногочисленные прохожие шарахались от нее и обходили стороной — взрослые в городе по большей части старались Ворону не трогать, опасаясь «дурного глаза», но вот дети… особенно мальчишки… они ничуть не боялись бродяжку и бросали в нее камешки и каштаны. И что ей было делать с этими сорванцами? Проклинать весь их род до седьмого колена? Грозить немыслимыми бедами, лишением сладкого или плохими отметками в школе? Они лишь посмеются и будут правы. Ничего она им не сделает, глупая курица.
К счастью, сейчас ни одного мальчишки поблизости не было…
Шагая по улице, Ворона не сразу заметила, что вокруг стемнело и уже горят фонари. Это был самый старый район Уэлихолна, его древнее сердце. По сторонам высились скособоченные дома с горбатыми водостоками и покатыми крышами. На ветру, поскрипывая, чуть шевелили ветвями хмурые деревья — их кривые черные корни торчали из тротуара, пробив плитку. Тут и там замерли бордовые почтовые ящики с гравированными дверцами и витиеватыми номерками, над головой нависали фонари на изломанных и погнутых столбах — столбы эти выглядели так, словно кто-то намеренно их гнул и изламывал.
Тихий осенний вечер, стоявший на улице, напоминал те старые вечера из полузабытого детства Вороны, когда она была беззаботной и счастливой девочкой. Девочка эта частенько сбегала от няни и бродила по улицам, наблюдая, как фонарщик по очереди зажигает фонари, как забавно расхаживают в своих развешанных на деревьях клетках вороны, как кружат и танцуют подхваченные ветром листья.
