И все же в какой-то момент что-то изменилось: настроение у мисс Мэри, кажется, улучшилось, и вообще она стала вести себя довольно подозрительно — то начинала внезапно смеяться, словно услышала какую-то шутку, то едва не пускалась в пляс, когда кто-то с ней здоровался. А потом она заглянула в «Сладкие чары четы Тэммин».
Томми вошел в кондитерскую лавку следом за ней, посчитав, что там будет толпа и он сможет в ней спрятаться. Мальчик ожидал, что мисс Мэри что-то купит или с кем-то встретится и уйдет, но он и предположить не мог, что она здесь живет. А хуже всего было то, что он услышал, как только оказался внутри.
Томми невероятно захотелось побить этого злобного кондитера, но максимум, на что он был способен, это пообещать себе больше не есть ни одного пирожного и ни одной конфетки из этой лавки.
Но вот мисс Мэри поднялась наверх, и он шмыгнул за ней. Томми уже не хотелось следить — только увидеть ее, утешить. У него на языке вертелось: «Да пусть этот толстяк-кондитер до смерти объестся своими тортами, если заставил вас плакать, мисс Мэри!» Он совсем не подумал, что учительнице станет лишь больнее, если она узнает, что ее ученик стал свидетелем ее унижения.
Томми поднялся по чердачной лесенке и оказался возле двери комнатки мисс Мэри. Он постучал, выждал немного и, даже не задумываясь о возможной неуместности собственного появления, толкнул дверь. Та подалась очень легко, почти без скрипа…
— Мисс Мэри, я… — начал было Томми и растерянно замолчал.
В комнате никого не было!
Томми ничего не понимал. Он же сам только что видел, как его школьная учительница сюда зашла! Она не могла выйти — у нее просто не получилось бы проскользнуть мимо него! В то же время здесь, в этой каморке, даже развернуться было трудновато, не то что спрятаться. Узкая кровать, крошечный столик и… все. Разве что на столике лежали очки учительницы.
А потом он увидел еще одну дверцу: низенькую и будто бы пытающуюся прикинуться частью стены.
Томми повернул круглую ржавую ручку. Дверца отворилась — за ней темнел узкий деревянный проход с низким потолком и дощатым полом. Из прохода полз сильный запах, и Томми узнал его: так пахло в гардеробном чулане Крик-Холла, где висела зимняя одежда всей семьи.
«Нафталин! — понял мальчик. — Он нужен, чтобы моль и Марго не грызли одежду…»
Маленькая сестра Томми отчего-то была неравнодушна к зимним шубам — мама часто находила ее в гардеробном чулане, обгладывающей рукава. Чтобы отвадить Марго, мама все засыпала нафталином. Нафталин сестре не нравился, и она ждала, пока тот выдохнется, чтобы можно было снова забраться в каморку…
«Наверное, здесь тоже где-то висит одежда», — решил Томми и нырнул в проход.
Он прошел по коридорчику едва ли десять шагов и уперся в неплотно прикрытые дверцы. Толкнув их (старые петли тут же заскрипели), Томми сошел, как со ступеньки, на пол. С удивлением он понял, что выбрался из большого шкафа, и шкаф этот стоял вовсе не на чердаке кондитерской лавки.
«Где это я? — испуганно подумал Томми. — На соседнем чердаке?»
Мальчик прислушался. Кругом было тихо, разве что… его собственное сердце лихорадочно колотилось и стучало, казалось, громче любого дверного молотка. Томми попытался приказать ему вести себя потише, но оно, разумеется, не послушалось — для этого мальчик был слишком взволнован.
Томми огляделся.
Нет уж, никакой это не соседний чердак. Да и будто бы не чердак вовсе. Место, в котором он оказался, больше походило на… прихожую?
Как только глаза Томми чуть привыкли к темноте, он разобрал, что возле шкафа, через который он попал в чужой дом, стоит вешалка. На вешалке висели пожухлые потрепанные пальто, которые никто, судя по их виду, не носил годами. От этих пальто исходил мерзкий запах — как показалось мальчику, они пахли людьми, которые уже никогда не смогут их надеть, поскольку давно лежат в земле. То же было и со старомодными башмаками у стены. На обувных полках примостилось не меньше дюжины пар: неимоверно дряхлых, сохранивших грязь неведомых дорог и будто бы оставивших свой блеск в тех временах, когда Томми еще не родился. Каждая из этих пар, мальчик был уверен, хранила в себе мрачную историю и память о чьей-то завершившейся жизни.
Еще в прихожей была дверь, которая всем своим видом напоминала входную дверь дома.
«Ну нет, это же невозможно! — подумал Томми и попытался себя убедить: — Не глупи, ты просто где-то на соседнем чердаке…»
Решив проверить, он, крадучись, двинулся к двери, ступая по обшарпанному дощатому полу, которому определенно не помешала бы уборка. Между тем, если здесь и пользовались метлами, то явно не для того, чтобы мести пол.
Подойдя к двери, Томми встал на пошарпанный круглый коврик и подергал ручку — заперто! Ну разумеется!
«Что дальше?»
Томми обернулся и увидел в дальнем конце прихожей открытую дверь и узкую деревянную лестницу, ведущую куда-то наверх.
Страхи, сомнения, предчувствия — в общем, все то, что сам Томми называл «внутренностями», настойчиво отговаривало его туда идти, советовало залезть обратно в шкаф и убраться отсюда, пока не поздно, но он «внутренности» не послушал и пошагал к двери.
За дверью приютилась крошечная кухонька. Большую ее часть занимал древний ржавый холодильник с приоткрытой дверцей, из-за которой сочилась отвратительная темнота. В углу стояла маленькая плита, а рядом с ней — столик, заставленный стопками пыльных книг с кулинарными рецептами и казанками, в которых давно уже ничего не готовили. Их использовали как цветочные горшки, но все цветы в этих казанках давно засохли и почернели. Рядом высились колонны битых чашек, возле них, странное дело, примостился небольшой автомобильный руль. Повсюду, куда ни кинь взгляд, были развешаны поварешки, огромные ножи, лопатки и другие кухонные инструменты. Скелета повара в фартуке и поникшем полотняном колпаке, к несказанному разочарованию Томми, здесь не оказалось — несмотря на все его ожидания.
Зато в кухне было окно!
Томми глянул в него и проглотил вставший в горле ком. Все его недобрые предчувствия мгновенно подтвердились: он никак не мог быть сейчас на соседствующем с кондитерской лавкой чердаке… потому что это был вообще не чердак!
Место, в котором Томми очутился столь странным образом, располагалось посреди пустыря: кругом, насколько хватало глаз, все поросло бурьяном, в грязи валялся мусор, вдали желтели пятна уличных фонарей, и в их свете можно было различить призрачные очертания домов, которые словно пытались держаться отсюда подальше.
«Это же совсем не Ивовый район, — пронеслось в голове. — Как я здесь оказался?!»
Томми глядел в окно, не в силах поверить в то, что видит. Все это просто не укладывалось в голове…
«И что теперь делать? Вернуться, пока не поздно? Или, как дураку, сунуться вглубь этого черного дома и выяснить, что за чертовщина здесь творится?»
