Томми нахмурился:
— О чем вы говорите?
— О том, что кое-кто из младших Кэндлов намного глупее, чем сам считает. Это я о тебе, мальчишка, намек понял?
— Почему вы так нас не любите?
Старуха помедлила, будто бы раздумывая.
— Вас? — спросила она.
— Кэндлов. Мою семью.
— Ах, все не так. Не так… — она перешла на хриплый шепот, и в ее глазах вдруг проявилось настоящее безумие. — Вас и так-то любить не за что, но то, что вы сделали… Не люблю? Нет, я вас просто ненавижу… Больше, чем жизнь в этом трухлявом ящике, больше, чем криворукую дочь, больше, чем увядание в этом проклятом теле.
— Но почему? — искренне недоумевал Томми. — За что?
— Тебя это действительно так интересует? — глянув на него исподлобья, спросила старуха. — А ты спроси у папочки своего или у братца его, за что старуха из Гаррет-Кроу ненавидит всех Кэндлов. Только гляди, когда спрашивать будешь, чтобы мамочки поблизости не оказалось, а то прищемит тебе нос, не сомневайся. — Женщина поправила одну из подушек. — А теперь убирайся. Я устала. Спать хочу.
— Но я не понимаю…
— Чему-то не тому вас учит моя дочь, если ты даже простого языка не понимаешь!
— Я не понимаю самого главного! — воскликнул Томми. — Как я здесь оказался? Дверь на чердаке мисс Мэри вела в шкаф. Это что такое? Фокус какой-то? Но зачем и… как?! — От волнения младший Кэндл путался в вопросах и никак не мог сформулировать тот единственно верный вопрос, ответ на который, как он надеялся, прояснит все. — Почему мисс Мэри выглядит то старше, то моложе? Почему ее вообще зовут мисс Мэри, если она Клара?
Старуха прищурилась и самодовольно заявила:
— Почему? Ты так и не понял? Да все потому, что ведьмы существуют, мальчик. А теперь пошел вон!
— Но я…
Старуха вдруг затряслась и закричала, как будто ей под ребра вонзили нож и начали медленно его проворачивать:
— Вон из моего дома! Вон, я сказала!
Томми в ужасе сорвался с места. Распахнув дверь, он выбежал из комнаты и бросился вниз по лестнице…
Вот и прихожая черного дома. Шкаф. Короткий проход на чердак. Лавка кондитера. Дверь с колокольчиком. Улица, освещенная фонарями и заполненная людьми и машинами…
Томми снова был в Ивовом районе. Он бежал так быстро, как никогда в жизни. Ветер свистел в ушах. И в нем отчетливо слышалось: «Потому что ведьмы существуют, мальчик…»
В руке Томми крепко сжимал фотографию в рамочке.
— Ничего особенного, — проворчала Мегана Кэндл с заднего сиденья таксомотора мистера Эндрю. — Просто горит много света. Никогда не видела в этом чего-то такого уж прям «ах!»…
— Разве вам не тепло от подобного зрелища, мадам? — спросил мистер Эндрю.
— Тепло мне в моем пальто, — вальяжно заявила Мегана и снова поглядела в окно.
Как только окончательно стемнело, по всем улочкам прошли дворники и фонарщики, зажигая фонари. Судя по тому, сколько сегодня этих фонарей горело, равнодушным к старой городской традиции не остался никто.
Как только колокол на Глухой башне пробил шесть вечера, город заполыхал так, словно его облили керосином и подожгли. Что бы ни говорила Мегана Кэндл, это было действительно великолепное зрелище. Все улицы, аллеи, мосты и переулочки стали похожи на сверкающие нити, сплетающиеся в горящую паутину. А клубящийся в городе туман придавал Уэлихолну атмосферу таинственности и легкий налет сказочности.
Во всех окнах показались лица: завороженные, мечтательные, хоть на мгновение-другое счастливые. Жители Уэлихолна единодушно согласились бы с тем, что это, без сомнения, идеальный во всех смыслах День, когда зажгли фонари. Вот только человек привыкает ко всему слишком быстро и совершенно безоглядно — даже к чарующему и изумительному. И часа не прошло, как город осветился, а уже никто не обращал внимания на теплую рыжую иллюминацию — она стала всего лишь частью обычного городского пейзажа за окном. Уэлихолн быстро очнулся от сказочного сна и вернулся к своим ежевечерним заботам.
Рабочий день подходил к концу. Конторы в центре закрывались, в лавках стало не протолкнуться. В кафе уже начали подавать все, чем можно перекусить по дороге домой, а в ресторанах на столы положили меню под названием «Ужин». В обычно тихом и сонном Уэлихолне вечер был самым оживленным временем суток.
Таксомотор Меганы Кэндл медленно пробирался сквозь довольно редкое для этого городка явление — затор. Автомобили кругом стояли и гудели, а юркая желтая машинка мистера Эндрю каким-то чудом все же протискивалась по главной улице, как будто обладала способностью то становиться уже, то проскальзывать прямо сквозь фонарные столбы и красные гидранты у обочины. При этом сам мистер Эндрю сейчас не принимал никакого участия в управлении своей машиной. Зная, что вечерний затор так просто не рассосется, он прямо за рулем читал газету, полагая, что они стоят на месте, в то время как таксомотор преодолел уже несколько кварталов. Таксист явно не обращал внимания (или старательно делал вид, что не обращает) на то, что руль крутится сам собой, педали поочередно уходят в пол без помощи его ног, а рычаги двигаются, словно живые…
— Ну мы будем сегодня ехать или нет? — раздраженно спросила мадам Кэндл с заднего сиденья.
Мистер Эндрю поднял глаза от газеты и отметил, что они уже снова ни много ни мало в Ивовом районе. При этом машина стояла на месте, припаркованная у обочины.
— Простите, мадам, зачитался.
Мистер Эндрю как ни в чем не бывало завел двигатель, и таксомотор неспешно покатил по пустынной улочке.
— Что пишут?
— Не уверен, что вас это заинтересует, мадам. Участились кражи на окраинах. Там же нашли убитого таксиста, оставленного прямо в его таксомоторе. Ничего не взяли, даже дневную выручку. Но то, что с ним сделали, весьма… пугает.
— Что же с ним такого страшного сделали?
— Ему начисто стерли лицо, будто наждаком. Вместо лица — плоская кровавая маска.
Мегана Кэндл вздрогнула.
— Дай сюда газету.
Стараясь не терять из виду дорогу, мистер Эндрю передал пассажирке вечерний выпуск. Та раскрыла его и в свете тусклой лампочки принялась читать.
— Ужас, правда? Что думаете, мадам?
— Думаю, что тебе очень повезло со мной, Гораций. А брать разных незнакомых пассажиров вредно для здоровья.
— Совершенно с вами согласен, мадам.
— А еще я думаю, что следует проверить нашу ловушку.
— Как прикажете, мадам.
Мистер Эндрю с усилием опустил на скрипнувшей ножке зеркало заднего вида, чтобы мадам могла в нем себя увидеть. После этого он постарался сосредоточиться на дороге — то, что собиралась сделать пассажирка, пугало таксиста и вызывало в нем смешанные чувства: порой, когда она подобное вытворяла, ему хотелось попросту выпрыгнуть из машины на ходу.
