— Вчетвером? — спросил Виктор и взволнованно оглядел двор. — Папа тоже будет помогать? Он уже здесь?
— Да, Гарри дома, — кивнул дядюшка, указывая на светящееся окно на третьем этаже. — Он у себя, работает в кабинете. Просил его не беспокоить. Да и когда его беспокоить-то, если здесь тыковки привезли?
— Тогда кто же четвертый? — спросил Виктор.
— Томас, разумеется, — радостно пояснил дядюшка. — Вот только вернется, где бы он ни бродил, маленький негодник, так тоже возьмет рукавицы и приступит к тасканию тыковок в гараж! Здесь всем хватит!
— Всем хватит! — с сиплым смехом подтвердил фермер Джерри.
— Это несправедливо! — возмутилась Кристина, натягивая огромные садовые рукавицы. — Почему именно мы должны все это таскать?
Дядюшка поглядел на нее со своим извечным пряничным снисхождением.
— Все просто, — любезно пояснил он. — Мамочка ваша ввела традицию заказывать именно столько тыкв, а я ввел традицию вам их таскать! Корделия так и сказала: «Будут увиливать, пришли их на кухню, Джозеф». Но я ее заверил, что никто увиливать не собирается. Вы ведь знаете, дорогие мои, как это бывает, когда ваша мама зовет кого-то на кухню…
Племянники мрачно переглянулись и взяли себе по тыкве.
— Быть беде… быть беде, быть беде, беде, беде… — напевал дядюшка.
Мог ли он знать, что беда уже произошла?
Тяжелые шторы на огромных окнах библиотеки Крик-Холла были задернуты, не позволяя свету уличных фонарей проникнуть внутрь.
Сейчас здесь горела лишь одна лампа — на маленьком столике. Темнота наваливалась со всех сторон, и казалось, она вот-вот сожмется и поглотит стоявших в круге тусклого света двух Кэндлов. Книги на полках будто бы что-то шептали, но это были всего лишь отзвуки разговоров, которые доносились сюда из других частей дома, что, впрочем, не делало этот шепот и это место менее жуткими.
— Так что ты хотел спросить? — поинтересовался Джозеф Кэндл, глядя на племянника.
Томми не случайно выбрал именно это время. Обычно дядюшка пребывал в наилучшем расположении духа сразу же после ужина, поэтому мальчик дождался, когда все разойдутся по комнатам, и поймал его прежде, чем тот успел ускользнуть. Убедившись, что мамы нет поблизости, он сообщил дядюшке, что хочет кое о чем его спросить. Но говорить прямо там же, в гостиной, отказался: Томми знал, что у мамы очень острый слух и часто стены ей совсем не помеха.
Дядюшка был удивлен, но спорить не стал. И так они оказались в библиотеке…
— Я все знаю, дядюшка! — выпалил Томми.
— Я тоже в твоем возрасте думал, что все знаю.
Дядюшка Джозеф добродушно потрепал племянника по плечу. От этого вроде бы невинного действия мальчик дернулся, как от удара ивовым прутом.
Дядюшка был поражен. Или выглядел пораженным. В случае с этим человеком никогда нельзя было сказать наверняка.
— Не подходи, — сказал Томми с дрожью в голосе.
— Томас, мальчик мой, что с тобой творится? — недоуменно спросил дядюшка. — Сперва ты бродил где-то весь день, затем за ужином вел себя странно. Теперь вот это. Что случилось?
Томми глядел на него с опаской. Еще бы ему не вести себя странно после всего, что сегодня случилось! Сначала дверь, которая соединяет разные части города. Потом старуха в черном доме. А затем то, что она ему сказала. О ведьмах.
Мальчик поверил словам старухи: он всегда догадывался, что ведьмы существуют и даже что они водятся в его родном городе. Но уж точно он ни за что бы не подумал, что однажды какая-нибудь ведьма раскроет ему свой секрет. И тут это произошло: он встретил одну из них. Хотя одну ли?.. Ведь мисс Мэри тоже, скорее всего, ведьма! А иначе как она могла молодеть, чтобы превращаться в… да, собственно, в мисс Мэри из той, кем она была на самом деле!
Оказавшись дома, в безопасности, Томми то и дело спрашивал себя, а не привиделось ли ему вообще все то, что случилось после разговора с учительницей возле школьного парка. Может, он просто заболел и у него жар? Тетушка Рэммора всегда говорила, что если начинает казаться, будто кругом происходят странные вещи, то это простудное. Мама же, в свою очередь, просто сказала бы, что он чересчур впечатлительный. Наверное, раньше это его бы даже успокоило: слова мамы всегда для него все объясняли. Но фотография в рамочке, которая была заткнута за пояс и спрятана под свитером, не давала усомниться: нет, ему ничего не привиделось.
Весь ужин Томми просидел как на иголках, не в силах дождаться, когда же тот наконец закончится. Изначально он собирался расспросить обо всем папу, но папа к столу не спустился. Мама послала за ним в кабинет Кристину. Вернувшись, сестра сказала, что он занят и поужинает потом у себя. Поэтому оставался только дядюшка.
— Я все знаю, — повторил Томми, надеясь, что дядюшка не поймет: на самом деле племянник не знает ничего. — Про ту женщину. Ты понимаешь, кого я имею в виду?
— Боюсь, что нет, ведь, к сожалению, я не…
— Та нищенка, которая бродила возле дома! — перебил Томми. — Я все узнал!
Дядюшка выглядел не на шутку перепуганным.
— Мальчик мой, что ты такое говоришь?
По лицу Джозефа Кэндла было видно: он прекрасно понял, о чем идет речь.
— Я все узнал, — продолжал гнуть свое племянник. — Про тебя и папу. Я знаю, что Клара…
— Клара?!
Дядюшка отшатнулся. В его глазах читался уже едва ли не ужас.
Томми поздравил себя: он не ошибся. А еще он понял, что выбрал верную тактику. Если бы он просто спросил у дядюшки что-либо о мисс Мэри или жуткой старухе, то не получил бы ни одного правдивого ответа, а дядюшка стал бы лишь осторожнее.
— Да, я все выяснил, — закрепил успех Томми.
— Но я не понимаю…
О, это был классический дядюшка Джозеф. Он всегда себя так вел, когда тетушка Мегана пыталась поймать его на откровенной лжи. Дядюшка неизменно, как сейчас, округлял глаза, распахивал рот, начинал тяжело дышать и вообще старался, как мог, изображая потрясение от того, что его, честнейшего из искреннейших, пытаются в чем-то уличить! И тогда он добивался своего — тетушке просто становилось лень с ним возиться.
Но Томми было не лень.
— Старуха из Гаррет-Кроу мне все рассказала.
Это был гвоздь. Гвоздь, который не просто вошел в податливое дерево дядюшкиного гроба, но и в дядюшкино тело, прочно прибивая его к днищу. Не сбежишь… Ловушка захлопнулась. Томми был собой доволен: он все просчитал правильно — об этом говорило выражение дядюшкиного лица.
— Прямо так все и рассказала?
Джозеф Кэндл расслабил плечи и несколько раз повел головой из стороны в сторону, разминая шею. Огонек на лампе дрогнул, как от сквозняка, тени покачнулись и расплылись, укутывая фигуру дядюшки черным плащом. Его лицо при этом утонуло в потемках, словно он опустил его в миску с чернилами. На месте глаз застыли два холодных блика.
