Она улыбнулась, и он представился:
— Гласс.
— А имя у вас есть, мистер Гласс?
— Лукинг, — на мгновение смутился он. — Не смотрите на меня так, это папочкина шутка. Он полагал, что дать сыну подобное имя будет весьма забавно. В какой-то степени он оказался прав.
— Очень красивое имя, — утешила его Клара. — Лукинг Гласс.
— А ваше имя я могу узнать, мадам? — поинтересовался Лукинг.
— «Мадам»? — невесело улыбнулась Клара. Никто и никогда ее так не называл. Хотя нет, когда ей было двадцать и жизнь казалась прекрасным праздником, швейцар у шикарной лондонской гостиницы «Савой», открывая перед ней дверь дорогого кремового автомобиля, сказал ей: «Прошу, мадам», — но это было так давно, кажется, в прошлой или, вернее, в чужой жизни. В жизни, которую она украдкой подглядела в замочную скважину.
— Меня зовут Клара Кроу.
— Мне не нравится это имя, — сказал Лукинг.
Клара удивленно взглянула на него. Она была настолько сбита с толку, что даже не оскорбилась. Он явно не хотел ее обидеть, всего лишь выразил свое мнение, но почему-то она была уверена: никто и никогда во время знакомства не говорил другому человеку, что ему не нравится его имя, вот так запросто.
— Не нравится? — только и спросила она.
— Да, оно совершенно вам не подходит. У вас есть другое имя?
Как ни странно, у Клары было другое имя.
— Еще меня зовут Мэри Уитни, — робко представилась она.
— О, это определенно лучшее имя, которое я слышал! — воскликнул Лукинг и тут же смутился.
— Правда? — с печальной улыбкой спросила Клара. — Это лучшее имя?
— Да, мисс Мэри! — горячо воскликнул Лукинг и смутился еще больше.
— Меня так зовут мои ученики, — сказала Клара. — Мисс Мэри…
— Теперь не только они.
Лукинг глядел в землю, не в силах поднять взгляд. Мог ли он, заступаясь за эту женщину, знать, что будет с ним происходить после того, как он окажет ей помощь? Само собой, нет. Совершенно закономерное стремление помешать мерзавцам издеваться над беззащитной бедняжкой привело его к тому, что казалось исключительно невозможным. Он чувствовал необъяснимое расположение к этой мисс Мэри. А еще заинтересованность. Ему было любопытно, что она думает и почему так долго молчит. Почему вообще можно так долго молчать?
Они остановились.
— Куда дальше? — спросил Лукинг.
— Видите пустырь, на котором не горят фонари? — Клара кивнула в сторону широкого черного пространства, которое выглядело холодным и совершенно безжизненным. — Там стоит дом. Это мой дом. Я там живу.
Теперь уже пришла очередь Клары смущаться. Ей стало невероятно стыдно, что она живет в подобном отталкивающем месте. Она вдруг подумала, что и одежда на ней, да и сама она выглядит весьма под стать этой развалюхе во тьме.
— Я провожу вас до двери.
— О, это не обязательно.
— Но вы…
— Нет, — отрезала Клара. И сама не узнала собственный голос. С ужасом она услышала в нем стальные и холодные нотки своей матери.
Лукинг кивнул и отпустил ее руку.
— До свидания, мистер Гласс, — сказала Клара. — Благодарю вас, что заступились и проводили меня.
— Мне было нетрудно, — сказал Лукинг.
Клара кивнула, прощаясь, и сделала несколько неуверенных шагов, но тут вдруг боль опять пронзила ее подвернутую лодыжку, она остановилась и застыла на месте.
— Мистер Гласс, вы не проводите меня до двери? — негромко спросила она, не в силах обернуться от стыда. — Я не дойду сама.
— Разумеется, мисс Мэри, — вдохновенно сказал Лукинг и, подойдя, вновь подал ей руку.
Клара неловко улыбнулась. Лукингу Глассу хватило такта, чтобы ничего не сказать по этому поводу.
Клара и ее спутник нырнули в неосвещенное пространство, как будто шагнули в дверь, ведущую прочь из этого мира в страну теней.
— А зачем нужны катушки? — спросил Лукинг.
— Катушки?
— Катушки ниток в ваших волосах.
Клара невольно вскинула руку и, нащупав одну из катушек, потеребила ее, а затем быстро опустила руку обратно.
— Это оберег… — потупившись, сказала она. — От темных сил. Мама говорит, что…
— Мне не нравится, — сказал Лукинг. Он был невероятно честен, и Клара вдруг поймала себя на том, что ей это по душе.
— Наверное, это потому, что я из темных сил, — пошутил, как показалось Кларе, ее спутник, и она рассмеялась.
Вскоре они уже стояли у входа в Гаррет-Кроу.
— Вот мы и пришли, мистер Гласс, — сказала Клара, кивнув на дверь с облупившейся бурой краской. — Дальше я справлюсь сама.
— Я уверен в этом, мисс Мэри.
— Еще раз спасибо вам.
— А я еще раз говорю вам, что не стоит благодарности. На моем месте так поступил бы любой джентльмен. И я не жду ничего взамен, разве только… — Он вдруг замолчал.
— Разве только?
Клара будто перестала дышать, глядя на него.
— Я в этом городе совсем никого не знаю, — сказал Лукинг. — Точнее, знаю только вас. Может, вы мне его покажете? Город. Могу я рассчитывать на вашу помощь?
— Вы можете, — сказала Клара, испытывая чувство, которого она не испытывала никогда.
Это было… что-то большее, чем простое смущение, — ее посетило неловкое замешательство, когда все кажется невероятно важным: любое слово, неосторожный взгляд, короткое движение. А еще она была рада тому, что на пустыре не горят фонари и мистер Гласс не может увидеть, как сильно она покраснела.
— Я освобождаюсь завтра в два часа пополудни. И был бы рад, если бы вы составили мне компанию в… кажется, это место называется «Эмброуз». Вы ведь пьете кофе? Хотя о чем это я? — Лукинг лукаво улыбнулся. — Если вы носите мужские костюмы, то и кофе, без сомнения, пьете.
— До встречи, мистер Гласс, — кивнула Клара.
— Лукинг, — уточнил человек в сером. — Просто Лукинг, мисс Мэри.
Клара закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она не понимала, что происходит. У нее дрожали руки, а внутри разливалось какое-то недомогание. Неужели она так соскучилась по доброму отношению? Неужели это обычная доброта, которой она была лишена, заставляет сейчас ее коленки дрожать?
Словно некая навязчивая идея, в ее голове поселилась мысль. Мысль, от которой было не отделаться…
Она глядела на свое старое длинное пальто, висящее на вешалке, на красный берет, надетый на крючок. Даже вешалка выглядела в этом старье лучше, чем она. К черту берет! Клара дала себе слово, что никогда больше его не наденет. И катушки в волосах… она избавится от них раз и навсегда!
