— Если не возражаете, — выдвинулся Милберс, — я сам
посмотрю. Берта проигнорировала его. Она загородила плечами открытое
пространство шкафа и начала просматривать письменные принадлежности.
— Здесь сзади есть ящичек, — сказала она.
— Конечно, ему трудно было бы разобраться в таком количестве
бумаг, — заметил Милберс. — Все же…
Берта вытащила ящичек. Все двинулись к ней.
— Есть там что-нибудь? — спросил Милберс.
— Несколько ручек, марок и запечатанный конверт, — ответила
Берта. — Давайте посмотрим, что в нем. Он выглядит обещающе.
Она распечатала конверт и вынула из него сложенный лист
бумаги.
— Ну, так что же это? — не вытерпела миссис Краннинг, видя,
что Берта с большим вниманием читает бумагу, что явно свидетельствовало о ее
важности.
— В моей руке документ, подписанный двадцать пятого января
тысяча девятьсот сорок второго года и являющийся завещанием мистера Харлоу
Милберса. Кто из вас знает что-нибудь об этом?
— Завещание! — воскликнул Кристофер Милберс, выходя вперед.
— Подождите минуту, — сказал Пауль. — Какое число вы назвали
— двадцать пятое января? Ты подумай, держу пари, что…
— Что, Пауль? — переспросила его жена, так как он оборвал
себя, словно раздумывая, следует ли продолжать дальше.
— Документ, который он попросил подписать меня в качестве
свидетеля, — ответил Пауль. — Ты не помнишь? Я сказал тебе об этом в то
воскресенье, когда Жозефина Делл была здесь. Он позвал нас обоих в комнату и
сказал, что хочет, чтобы мы засвидетельствовали его подпись. Он подписался
черными чернилами, затем перевернул страницу, и мы расписались.
Берта Кул перевернула лист, изучая подписи на другой
стороне, и подтвердила:
— Все так. Два свидетеля: Жозефина Делл и Пауль Ханберри.
— Тогда это именно тот документ. Завещание.
— Почему вы ничего не сказали мне? — спросила миссис
Креннинг раздраженно.
— Я говорил Еве, что мы что-то подписали. Мне казалось, что
это завещание.
— Я не была в этом уверена, — торопливо принялась объяснять
Ева матери.
— Что же там в завещании? — раздраженно перебил ее Кристофер
Милберс. — Что там сказано?
Берта, которая продолжала читать документ, взглянула на него
и заметила:
— Мне кажется, оно вас не обрадует.
— Хорошо, читайте же, — нетерпеливо предложил Пауль. — О чем
там говорится?
Берта Кул стала читать вслух:
«Я, Харлоу Милберс, при свидетелях, в возрасте шестидесяти
восьми лет, будучи в здравом уме и памяти и будучи изрядно уставшим, но не от
жизни (потому что я люблю ее), а от людей, меня окружающих, собираюсь составить
мое завещание следующим образом.
У меня есть только один оставшийся в живых родственник:
Кристофер Милберс, кузен — чертов мелочный педант и лицемер. Я ничего не имею против
него, кроме того, что он мне не нравится, раздражает, говорит слишком много о
незначащем, и слишком часто, и придерживает свое собственное мнение по многим
вопросам только потому, что надеется получить наследство после моей смерти.
Тому, что я с таким отвращением ожидаю своего конца, я
обязан мысли о том, что мой родственничек получит возможность долго и нудно
распространяться на тему святости семейных традиций, истинности дружеских
связей, неисповедимых путей Господних, в то же самое время предвкушая все
материальные блага, которые он получит после вскрытия завещания.
Принимая все это во внимание и осознавая, что необходимо
оставить все-таки что-то моему дорогому кузену, дабы не разочаровывать его
слишком сильно, так как он затратил порядочно времени, сочиняя для меня длинные
и неинтересные письма, я завещаю посмертно моему кузену, Кристоферу Милберсу,
десять тысяч долларов».
Берта перевернула страницу. Прежде чем начать читать
следующую, она пробежала глазами по изумленным лицам присутствующих.
— Вы сами настаивали на этом, — сказала она Кристоферу
Милберсу.
Милберс с побелевшими от негодования губами изрек:
— Это возмутительно! Последнее слово человека, которому
нельзя ответить. Это несправедливо. Это — трусость… хотя, конечно…
Берта закончила предложение за него, так как он замолчал:
— …Хотя, конечно, десять тысяч долларов есть десять тысяч
долларов.
Кристофер Милберс вспыхнул:
— Просто пустяк для человека с его состоянием. До слез
обидно. Берта Кул продолжала читать:
«Я завещаю моему секретарю, Жозефине Делл, также десять
тысяч долларов.
Я завещаю Нетти Краннинг, моей управляющей, Еве Ханберри, ее
дочери, Паулю Ханберри, ее зятю, все оставшееся, чем я владею.
Я хочу, чтобы не Кристофер Милберс, а Нетти Краннинг была
моим душеприказчиком.
О чем и свидетельствую, находясь при этом в несколько
странном состоянии духа, словно эти приготовления сложили с меня частично бремя
земного лицемерия, в день двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго
года, подписывая этот документ в присутствии двух свидетелей, которые
подтвердят мою подпись, зная, что этот документ является моим завещанием, но не
имея ни малейшего представления о его содержании.
(Подпись) Харлоу Милберс».
— И, — продолжала Берта Кул, — здесь еще абзац, относящийся
к свидетельствованию. Я думаю, есть смысл его зачитать:
«Настоящий документ, состоящий из одной страницы, кроме
этой, был подписан в нашем присутствии двадцать пятого января тысяча девятьсот
сорок второго года Харлоу Милберсом, который объявил нам, что документ является
его последней волей, и попросил нас расписаться в качестве свидетелей, что мы и
сделали в его присутствии и перед лицом друг друга двадцать пятого января
тысяча девятьсот сорок второго года.
(Подпись) Жозефина Делл, (подпись) Пауль Ханберри».
Пауль Ханберри первым прервал молчание:
— Вот так да! Старик все оставил нам! Надо же! Когда он
попросил меня подписать бумагу, мне и в голову не приходило ничего подобного, я
думал, все достанется его кузену.
— Вы хорошо помните, как это все произошло? — спросила
Берта. Он посмотрел на нее так, как будто она тронулась.
— Почему же нет? Я отлично все помню. Был воскресный день.
Он и Жозефина Делл находились в библиотеке, она писала под его диктовку, а я
мыл машину под окном на улице. Она подошла к окну и попросила меня зайти. Когда
я пришел, босс сидел за столом, вооружившись ручкой. Он сказал: «Пауль, я хочу,
чтобы ты засвидетельствовал мою подпись. Я хочу, чтобы ты и Жозефина подписали
мое завещание и в случае, если кто-нибудь будет спрашивать об этом,
засвидетельствовали, что я не выглядел более ненормальным, чем обычно», или
что-то в этом роде.
