Берта выпрямилась за своим столом.
— Хорошо, — сказала она жестко. — Раз уж речь зашла о
деньгах, что вы хотите от меня?
— Я хочу, чтобы вы нашли одну девушку.
— Кто она такая?
— Я не знаю ее имени.
— Как она выглядит? О, простите.
— Ничего, — сказал слепец. — Вот все, что я о ней знаю. Она
работает в радиусе трех кварталов отсюда. Работа хорошо оплачиваемая. Ей около
двадцати пяти — двадцати шести лет. У нее стройная фигура, она весит около
сорока восьми килограммов, ее рост — приблизительно сто шестьдесят сантиметров.
— Откуда вы все это знаете? — спросила Берта.
— Единственный источник информации для меня — уши.
— Ваши уши не могли узнать, где она работает.
— О, напротив!
— Держу пари, — сказала Берта, — что вы меня дурачите!
— Совсем нет. Я всегда знаю, который час. Там есть часы, они
отбивают время.
— При чем здесь часы?
— Она всегда проходила мимо меня где-то без трех или без
пяти минут девять. Если было без трех минут девять, она обычно спешила. Если до
девяти оставалось еще пять минут, она шла медленно. Если работа начинается в
девять часов — это работа высшего класса. Стенографистки обычно начинают
работать в полдевятого. Я определил ее возраст по голосу; ее рост — по длине
шагов; ее вес — по звуку шагов. Вы бы очень удивились, узнав, что можно
услышать, если уши — единственное, что вас связывает с окружающим миром.
Берта Кул, обдумав услышанное, подтвердила:
— Наверное, вы правы.
— Когда человек становится слепым, — пустился в объяснения
Кослинг, — он либо чувствует, что отгорожен от всего мира и не может жить в
нем, и поэтому теряет всякий интерес к жизни или пытается примириться с тем,
что у него есть, и выжать из этого все, что только можно. Вы, может быть,
заметили, что люди обычно знают много о том, чем они интересуются.
Берта Кул сделала попытку вернуться от философских проблем к
конкретным долларам и центам:
— Почему вы хотите, чтобы я нашла эту девушку? Почему вы не
можете сделать это сами?
— Она попала в автомобильное происшествие на перекрестке
улиц. Это произошло примерно в полшестого вечера в прошлую пятницу. Она
работала допоздна в тот день и очень спешила, когда проходила мимо меня. Может
быть, она назначила свидание и торопилась домой, чтобы переодеться. Она не
сделала и двух шагов от обочины, когда я услышал глухой стук падавшего тела, а
затем девушка вскрикнула от боли. Я слышал, как подбежали люди. Мужской голос
спросил, не ушиблась ли она, она рассмеялась и сказала, что нет; но она была
напугана и потрясена. Он настаивал, что ей надо показаться врачу, она не
хотела. Наконец она попросила отвезти ее домой. Когда она садилась в машину,
она отметила, что голова болит и, может быть, следовало бы обратиться к врачу.
Она не проходила в субботу, ее не было и в понедельник. Сегодня вторник, ее не
было и сегодня. Я хотел бы, чтобы вы нашли ее.
— Что вам от нее надо? — спросила Берта. Слепой мягко
улыбнулся.
— Вы можете рассматривать это как акт милосердия, — сказал
он. — Я живу за счет милосердия, и потом, может быть, девушке нужна помощь.
Берта холодно взглянула на него:
— Зато я живу не за счет милосердия. Вам это будет стоить
десять долларов в день, а также залог — двадцать пять долларов. Если мы ничем
не сможем помочь вам до того момента, как этот залог исчерпается, вы будете
вправе решать, продолжать ли поиски дальше из расчета десять долларов в день
или нет. Двадцать пять долларов вы должны заплатить вперед.
Слепой распахнул рубашку и начал расстегивать пояс.
— Что это за стриптиз? — спросила Берта.
— Пояс с деньгами, — объяснил он.
Берта наблюдала, как он засунул пальцы внутрь одного из туго
набитых кармашков, вшитых в пояс, прикрепленный к телу, вытащил толстую пачку
денег, взял одну бумажку и протянул ее Берте.
— Дайте мне только сдачу, — сказал он. — Расписки не надо.
Это была стодолларовая купюра.
— У вас есть какие-нибудь другие деньги, помельче? —
спросила Берта.
— Нет, — коротко и однозначно ответил слепой.
Берта Кул вытащила ключик из сумки и открыла им ящик своего
стола. Она вынула оттуда железный ящичек, сняла веревку с ключом с шеи, открыла
этим ключом ящик и достала из него сдачу — семьдесят пять долларов.
— Когда и как вы хотите получить отчет о проделанной работе?
— спросила она.
— Я хотел бы, чтобы вы сделали это устно, — сказал слепой. —
Поскольку я не смогу прочесть его. Просто подойдите к банку и сообщите о
результатах. Вы могли бы наклониться ко мне и тихо все рассказать. Постарайтесь
сделать так, чтобы никого не было рядом с вами. Вы можете сделать вид, что
рассматриваете галстук.
— Хорошо, — согласилась Берта.
Слепой встал, взял свою трость и, постукивая ею, направился
к выходу. Неожиданно он остановился, повернулся и сказал:
— Я почти вышел на пенсию. Если погода будет плохая, я,
может быть, не выйду на работу.
Глава 2
Берта Кул свирепо взирала сверху вниз на Элси Бранд,
выплескивая свое возмущение на стенографистку.
— Ты только представь себе, — требовала она, — старик
распахивает свою рубашку, расстегивает штаны и предстает завернутым в пояс с
деньгами. Он залезает в один из кармашков, набитых купюрами, и достает одну из
них. Сотенную. Я спрашиваю, есть ли у него что-нибудь помельче, а он говорит,
что нет.
Элси Бранд, казалось, не нашла ничего сверхъестественного в
этом факте.
— Старик, — продолжала Берта Кул, — сидит на тротуаре, ему
не надо платить ни ренты, ни налогов, ни содержать рабочих, ни рыскать в
поисках информации. Он обернулся поясом с деньгами, в котором — целое
состояние. Для того чтобы разменять эту купюру, мне пришлось выложить почти все
до последнего цента в кассе. А потом, — голос Берты Кул зазвенел от
переполнявших ее чувств, — а потом, вообрази себе, он останавливается у двери и
заявляет, что вряд ли выйдет на работу, если испортится погода. Я никогда не
могла позволить себе поваляться в постели по утрам даже в холодные, дождливые
дни или когда сырой, вязкий туман опускается на город. Я вынуждена идти на
работу, проваливаясь в лужи, с мокрыми ногами и…
— Конечно, — продолжила Элси Бранд, — я вынуждена поступать
так же. Только я должна прийти на работу на час раньше, чем вы, миссис Кул, и
если бы мне пришлось менять стодолларовую купюру…
