Берта Кул отодвинула свой стул назад и встала.
— Таков закон? — спросила она.
— Скорее моя интерпретация закона. По этому делу мог бы
получиться интересный судебный процесс.
— Возможно, — сказала Берта, — так оно и будет. Если же дело
дойдет до суда, я позабочусь, чтобы вы приняли в нем непосредственное участие.
От улыбки Дулиттла повеяло холодком.
— Многие мои клиенты так говорили мне. Поэтому давайте
сделаем так, миссис Кул: оплата за консультацию составит для вас двадцать пять
долларов; если из вашего обещания получится что-то путное, я зачту эту сумму
при окончательном расчете.
Берта Кул вздохнула и открыла свой кошелек:
— Кажется, каждому перепадает что-нибудь в этом деле, кроме
меня.
Глава 17
Квартал тысяча шестисотых домов по Фэермид-авеню — адрес,
который дал слепой, — был застроен крайне разбросанно, располагаясь поодаль от
регулярных застроек.
Плохое освещение улиц заставляло таксиста то и дело
останавливаться и сверяться с картой, которую он доставал из кармана.
— Мы где-то поблизости, — сказал он. — Должно быть, дом на
другой стороне улицы, в глубине ее.
— Выпустите меня, — предложила Берта. — Я быстрее отыщу его
пешком, чем мы будет кружиться вокруг да около.
— Но на машине удобнее, мадам.
— И дороже, — отрезала Берта. — Выпустите меня. Водитель
остановился, вышел и открыл дверцу:
— Смотрите себе под ноги, мадам.
Берта достала из сумки маленький фонарике темно-красным
стеклом.
— Все будет хорошо. Дождитесь меня, — сказала она, зажигая
свет. Она шла по улице, поглядывая на номера домов. Наконец она нашла номер
1672 — это был одноэтажный дом, расположенный в глубине улицы.
Дорожка, ведущая к дому, была зацементирована и с правой
стороны снабжена железным поручнем; внешняя сторона поручня была отполирована
тростью слепого до блеска.
Берта поднялась на две деревянные ступеньки у входной двери
и нажала на кнопку звонка. Она услышала звонок внутри дома, прозвучавший
неожиданно громко.
Берта шагнула к двери и позвала:
— Привет! Кто-нибудь дома? Ответа не было.
Берта открыла дверь, нащупала выключатель и включила свет.
Но комната оставалась в абсолютной темноте.
Берта направила фонарик на потолок. Она увидела люстру, но
ни одной лампочки в ней не было.
Берта озадаченно отвела фонарик от потолка, и тут ее
озарило. Слепой не нуждался в электрическом освещении!
Берта стала пробираться внутрь, освещая фонариком все вокруг.
Она опять позвала:
— Это миссис Кул. Есть кто-нибудь дома?
Неожиданно она почувствовала движение в темноте. Огромная
бесформенная тень показалась на потолке, молчаливо пронеслась по нему и
исчезла. Берта отпрыгнула назад. Что-то коснулось ее лица, затем беззвучно
схватило за шею.
Берта взмахнула руками, пытаясь нанести удар. В гневе,
порожденном скорее страхом, чем чем-нибудь еще, она выкрикнула проклятия. Ее
отпустили, свет фонарика выхватил что-то из темноты — это была летучая мышь с
распростертыми крыльями; летучая мышь, отбрасывающая тень на стену, выглядела
чудовищно большой, странной и зловещей.
— Черт бы тебя побрал! — вскрикнула Берта и замахнулась на
летучую мышь, которая ускользнула от удара и исчезла в темноте. Ей
потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, прежде чем она начала
осматривать комнату.
Убедившись, что комната пуста, она направилась к выходу,
освещая фонариком путь впереди себя.
И вдруг она заметила темную струйку на полу. Сначала ей
показалось, что это просто пятно на ковре. Неожиданно сердце ее забилось
сильней, и она поняла, что это — жидкость: лужица, зигзагообразная линия и
вновь лужица, и вновь линия. В конце этих следов Берта Кул обнаружила тело.
Оно лежало лицом вниз у окна на противоположной стороне комнаты.
По-видимому, человек был застрелен у двери, а потом пополз, продвигаясь по
нескольку сантиметров вперед, с частыми остановками, пытаясь во время их
собраться с силами, которые покидали его, пока наконец он не сделал свою
последнюю остановку у окна, где и окончил свою борьбу.
Теперь она поняла, почему дверь была приоткрыта, безмолвие
дома навалилось на нее. Она вдруг подумала, что убийца может прятаться в другой
комнате, готовый пристрелить любого, кто его обнаружит. Дом был окутан мраком,
за исключением небольшого пучка света от ее фонарика. И этот свет не был ярок,
скорее он превращал мрак в полумрак; нельзя было положиться, что где-то рядом в
темноте не стоит убийца. Берта решительно направилась к выходу. Внезапно она
зацепилась ногой за тонкую веревку, и что-то опрокинулось на пол. Берта
посветила фонариком вниз и увидела треножник с закрепленным на нем
малокалиберным ружьем, за курок которого была привязана веревка. Берта ускорила
шаг, а потом побежала. Ее туфли громко простучали по деревянным ступенькам,
пятно света прыгало из стороны в сторону вслед за фонариком, когда она бежала.
Водитель выключил фары, и Берта не видела, но знала, что
машина должна быть где-то поблизости. Оглядываясь через плечо, она бежала по
тротуару.
Неожиданно вспыхнули фары такси.
— Уже все кончили? — спросил таксист, удивленно разглядывая
ее.
Берта ничего не ответила. Она прыгнула в такси и захлопнула
за собой дверцу. Ее туловище слегка наклонилось, так как водитель завел мотор и
начал резко разворачиваться.
Он оглянулся на нее.
— Я должна позвонить в полицию.
— Что случилось?
— Мертвый человек в доме.
Удивление в глазах водителя неожиданно сменилось уважением и
легким подозрением. Его внимание привлек металлический блеск в правой руке
Берты Кул.
Берта нервно сунула фонарик в сумку.
— Мне нужен ближайший телефон, — сказала она, — и не
смотрите на меня такими глазами.
Машина рванула на большой скорости, но Берта чувствовала,
что таксист продолжает наблюдать за ней через видовое зеркало, которое он
повернул так, чтобы видеть ее лицо. Когда они подъехали к табачному магазину,
водитель вылез из машины и пошел за ней, и оставался подле нее, пока она
набирала номер полицейского участка и ждала полицейскую машину.
В машине был сержант Фрэнк Селлерс. Берта немного знала его
лично и очень часто слышала о нем от других. Сержант Селлерс не очень-то любил
частных детективов. Он относился к ним с откровенным скептицизмом. Как однажды
коллега заметил Берте: «Он молча смотрит на тебя и жует свою сигару. По его
глазам видно, что он считает тебя порядочным лжецом, но ничего не говорит. И,
черт возьми, слов и не надо».
