– Какая разница? – неохотно вымолвил он. – Это что-то меняет? Ты же не станешь спорить, что папаша Арика был настоящим подонком… Я что – должен был ждать, пока он располосует в лоскуты обе твои щеки? Ты мне нужна, Бетти. Нужна целой, с красивым лицом.
– Почему именно я?
– По многим причинам.
– Начинай перечислять. Время есть.
Он вздохнул.
– Одна из них: ты умная девочка. А коли так, то сама поймешь остальное…
Что ж, в этом Мики был прав на сто процентов. На его месте я тоже непременно выбрала бы такую Батшеву Царфати. Во-первых, девушка из Джей-Эф-Кей не станет говорить с ментами. Во-вторых, ей заказан путь в родной квартал, где ее винят в убийстве мужа. В-третьих, она нуждается в деньгах и в защите для себя и своего мальчика. В-четвертых, она повидала много чего и не станет бояться крови. В-пятых, ей есть что терять: малыш в таких случаях лучший заложник. В-шестых, женщина с ребенком – превосходное прикрытие. В-седьмых, она, мягко говоря, не обременена родственниками – а точнее, одна в целом свете. Как ни посмотри, настоящая находка…
Мики Шварц участливо смотрел на меня, без труда читая мои нехитрые мысли.
– Ну вот видишь, сама догадалась, – сказал он. – Кроме всего прочего, ты мне очень нравишься как жена. Разве нам плохо вместе? Разве мы с Ариком не подходим друг другу? Пацану нужен отец. Настоящий отец – не такой, каким был Мени.
– Отец… – повторила я. – Нужен отец, а не Бог, и, конечно, не убийца…
Мики прервал меня резким хлопком ладони по столу. Видно было, что я рассердила его не на шутку.
– Уж кто бы говорил! – гневно выпалил он. – Как будто это не ты угробила человека в тринадцать лет! Я в таком возрасте еще играл в пятнашки на кибуцном дворе. И после этого ты смеешь тыкать мне в лицо моей профессией! Сама-то кто?!
Я захлебнулась от такого неожиданно сильного удара под дых. Откуда он знает?
– При чем тут это? Я защищалась… он был насильником, мерзавцем…
– А кого, по-твоему, убиваю я? – не уступал Мики. – Праведников? Святых? Я тоже защищаю! Причем не себя, а других, беззащитных. Иногда это точно такие же несчастные девчонки, какой была ты. В чем тогда разница? Скажи честно: разве ты не заказала бы своего фалафельщика, будь у тебя такая возможность? Разве ты не убила бы его сейчас?
Он немного подождал, но мне не хотелось отвечать. Я действительно убила бы фалафельщика еще раз – вернее, еще не раз и не два. По правде говоря, мне и в двадцать лет время от времени снилось, как я убиваю эту жирную гадину. Не случайно, как тогда, а намеренно и с наслаждением. Как я топчу его ногами, а потом беру Менину бритву и начинаю резать – только не щеки, а существенно ниже… Наверно, Мики прав: мы и в самом деле одного поля ягоды. Единожды убивший – убийца до смерти.
– Вот что, Бетти, – устало проговорил он. – Ты мне очень бы пригодилась. Я давно искал такую напарницу. Которая знала бы, что такое боль и унижение. Которой не все равно. Которая может отличить хорошее от дурного. Которая помогла бы мне в моем деле. Которая не отказалась бы стать Богом. Если ты согласна, скажи мне об этом. Не сейчас – утром, на трезвую голову. Если нет – не стану тебя удерживать. Можешь уйти хоть завтра. У меня достаточно гарантий, что ты не станешь болтать лишнее. Тебе ведь есть что терять, правда? Черт, как же я нагрузился с этими разговорами…
Мики тяжело поднялся с кресла и пошел наверх, в спальню. Я попробовала было что-то решить, но не смогла. Голова шла кругом, мысли разбегались, и я подумала, что самое время вспомнить о материнском долге. Ничто так не приводит нас в чувство, как собственные дети. Малыш по-прежнему сидел перед телевизором, хихикая и повизгивая в такт дебильным шуткам очередного клоуна-идиота. Включив режим непреклонного родительского авторитета, я оторвала Арика от экрана, и мы выбрались на улицу прогуляться.
С утра погода ничуть не ухудшилась. Детская площадка в поселке была под стать всему остальному – богатая на горки, стенки, качели и канатные паутины. Малыш тут же включился в игру, а я села на скамью поодаль от других мамаш и уставилась на открывавшийся оттуда бежево-коричневый вид. Пустыня похожа на море – такой же убаюкивающий штиль и такие же буйные завихрения в бурю. В голове мало-помалу просветлело, и я вдруг поняла, что мне хорошо – не так, как утром во время прогулки по набережной, но и немногим хуже. Видимо, это свидетельствовало о моей ужасающей бесчувственности: ведь между двумя этими «хорошо» находилось заказное убийство, совершенное на моих глазах и при моем участии, а затем и осознание того факта, что я живу с киллером-психопатом.
Получалось, что этот промежуток никак не повлиял на меня, хотя следовало бы ожидать, что я буду потрясена до глубины души. Оторвавшись от созерцания Негева, я еще раз внимательно вгляделась в собственную душу. Нет, там не наблюдалось никакого потрясения – ничего, кроме покоя и алкоголя. Неужели я тоже психопатка?.. Странно, но и это предположение не вызвало во мне никаких неприятных чувств. Подбежал Арик, взахлеб сообщил о своей победе над земным притяжением и, крикнув: «Мама, смотри!» – умчался к новым завоеваниям.
«Если ты хочешь отказаться от всего этого, ты полная идиотка, – подумала я. – Кого вообще волнуют промежутки? Главное, что тебе было в кайф утром и в кайф сейчас, после полудня. Ты что, хочешь вернуться в Джей-Эф-Кей? Или, того пуще, в чернушную каморку в Южном Тель-Авиве? Вернуться в прежнее безденежье, к постоянному страху ограбления, изнасилования, увечья? Ты ведь не одна, на тебе Арик. Посмотри, как ему хорошо. Разве ты одна сможешь дать ему то, что он получает здесь, в Офере? Ага, как же… Ты можешь дать ему не больше, чем есть у тебя самой: бандитский район, наркоту и поножовщину на вонючих, заросших грязью улицах. И если ради твоего малыша надо убить еще сотню мерзких фалафельщиков, ты сделаешь это, не задумываясь. Ведь сделаешь, сделаешь?»
И еще раз всмотревшись в себя и трижды перепроверив результат, я твердо ответила: «Сделаю!» Видимо, я все-таки психопатка… Когда удлинившиеся тени прорезали лицо пустыни наподобие шрамов от бритвы моего покойного мужа Мени Царфати, игровая площадка стала быстро пустеть. Мамаши с детьми разошлись по домам, пришла пора уходить и нам с Ариком. Мы вернулись в свой дом. В свой дом, который не собирались уступать никакому мерзавцу, сколько бы фалафелей тот ни вылеплял своими вонючими от горелого масла руками.
Мики еще спал. Я покормила и искупала малыша, прочла ему главу из книжки про слоненка, и он заснул с улыбкой на устах. Тогда я разделась и легла в кровать к Мики Шварцу, своему новому мужу.
– М-м-м, – промычал он сквозь сон. – Это ты, Бетти?
– Милый, – прошептала я ему на ухо. – Милый, ты научишь меня стрелять?
– Научу, научу… – пробормотал он и повернулся на другой бок. – Давай спать, девочка. Завтра поговорим.
3
Первый полностью самостоятельный заказ мне доверили лишь полтора года спустя. До этого Мики держал меня на коротком поводке. Учиться и в самом деле пришлось слишком многому. Сначала я наивно полагала, что главным будет умение нажимать на спусковой крючок, но, как выяснилось, работа Богом требует довольно серьезной подготовки. Чтобы решить кто прав, а кто виноват, нужно собрать уйму рассказов и сплетен, поговорить с разными людьми, залезть в дюжину компов и телефонов, ознакомиться с полицейскими протоколами и судебными делами, подышать одним воздухом с кандидатом в мертвецы, и лишь затем, отделив правду от лжи, принять решение, дозволенное только Господу: жить человеку или умереть. Неудивительно, что у самого Творца попросту не хватало ни времени, ни сил на бесчисленное множество подобных разбирательств.
