– Тут всегда так?
Ковальский покосился на меня; пока он был разочаровывающе немногословен – не характерно для «отшибного».
– Как «так», мисс?
Я беспечно пожала плечами:
– Так людно. Так шумно. Так долго не несут…
Он хмыкнул:
– Пожалуй, что да. Вы вообще в курсе, что это за шалман?
– Откуда мне знать? Я здесь проездом. Мой отель недалеко. Зашла по дороге. А что, нельзя?
– Проездом откуда куда?
– Из Европы в Европу, – улыбнулась я. – Командировка. Завтра улетаю.
– Понятно… – Билли покрутил в руках свою бутылку. – Это бар для полицейских, мисс. Чужие сюда редко заходят.
– Что вы говорите… – я с интересом осмотрела зал. – Надо же так точно попасть! А еще говорят, что нет судьбы. Мой папаша служил в полиции. Выперли на пенсию в этом году. Теперь не знает, куда себя деть… А вы, значит, тоже коп?
Ковальский печально покачал головой:
– Уже нет.
– Как мой отец? Знаете, вы очень его напоминаете… Позволите вас угостить? Пожалуйста! Не беспокойтесь, это пойдет за счет фирмы. Я достаточно наработалась на них за эту неделю… Бармен! Добавьте еще два пива!
Бармен поставил перед нами бутылки.
– Берегитесь, мисс, – сказал он. – Билли любого до смерти заговорит.
– Занимайся своим делом, парень, – мрачно парировал мой сосед. – Билли – это я, мисс. Будем знакомы и спасибо за выпивку.
– А меня зовут Рита! – жизнерадостно сообщила я. – Ваше здоровье, Билли! Значит, вы на пенсии, как и мой старик? Тут тоже гонят с работы по возрасту?
– По возрасту… – он тяжело вздохнул. – И не только по возрасту. Иной человек отдает городу все, что может. Служит верой и правдой двадцать шесть лет. Двадцать шесть лет, мисс. И все вокруг ему говорят: знай, дружище, мы за тебя в огонь и в воду. Говорят партнеры, говорят начальники, говорят сослуживцы – все, кого вы видите в этом чертовом шалмане. Но потом, когда доходит до дела… Когда даже не надо ни в огонь, ни в воду, а просто заступиться… Просто защитить друга-товарища… Нет никого! Никого, мисс… Понимаю, вы не поверите, но в этом шалмане нет ни одного человека. Ни одного! Да-да, он только кажется шумным и полным людей. На самом же деле он пуст. Только мы с вами, и больше никого.
Ковальски подхватил бутылку и одним махом влил в себя все ее содержимое. Я сочувственно покачала головой.
– Знаете, Билли, мне почему-то кажется, что одним пивом такое не запить. Бармен!
Пять минут спустя он уже изливал мне душу – в подробностях и в лицах, хотя и без имен. Но имена я знала и без него. В полицейский участок, где служил детектив Билли Ковальски, пришла информация о женщине, которая ищет наемного убийцу, чтобы избавиться от мужа. В таких случаях заказчице подсылали под видом хитмана опытного копа, который скрытно записывал разговоры, собирал улики и, дождавшись передачи денег, арестовывал преступницу. Вышло так, что это довольно простое задание взял на себя Ковальски; в тот момент он как раз триумфально завершил другое довольно запутанное дело и рассматривал необременительную игру с кровожадной мадам как вид отдыха после тяжелой работы.
Операция действительно выглядела элементарной. Заказчица – Билли обозначил ее очень понятным мне словом «Пучеглазка» – особо не осторожничала, выражалась напрямую, не прибегая к намекам, и даже настаивала на выборе способа убийства. Детектив охотно включился в переговоры, зная, что каждая произнесенная женщиной фраза топит ее все глубже, – хотя улик и без того уже было собрано на несколько обвинительных приговоров. Услышав, что заказ определенного способа будет стоить дороже, Пучеглазка ничуть не смутилась. Она желала, чтобы муж непременно умер в мучениях, и готова была заплатить тем больше, чем страшнее получились бы смертные муки несчастной жертвы.
– Поверьте, мисс, – говорил Билли, уставив в стойку налитые кровью глаза, – за четверть века работы в отделе убийств я видывал всяких мерзавцев, но такая законченная стерва попалась мне впервые. Составленный ею план включал похищение и пытки. Мужа предполагалось подвесить за руки, прижечь раскаленным железом, отрезать все, что можно отрезать у мужчины, а затем вскрыть живот, выпустить кишки и ждать, пока бедняга не испустит дух.
– Ничего себе! – выдохнула я. – Похоже, он досадил ей по-настоящему…
Ковальски пожал плечами:
– Она не шутила, мисс Рита. В ту пору я понятия не имел, кто ее муж: в мою задачу не входил анализ их семейных отношений. Но даже исчадие ада вряд ли заслуживает подобной кары. Говорю вам, эта Пучеглазка засунула бы в жилетный кармашек самого сатану. Она заплатила мне вдвое за все эти страсти и вдобавок пообещала бонус, если муж будет мучиться больше шести часов.
Переговоры с Пучеглазкой происходили в кафешке для дальнобойщиков на бензоколонке, и Билли не составило труда записать все, до последнего слова. Как правило, прокуратуре хватало простой аудиозаписи, но заказчица была настолько беспечна, что Ковальски не ограничился стандартными уликами. Он записал ее на три микрофона и четыре видеокамеры, установленные под разными углами. Получился натуральный фильм, со всеми нюансами интонаций, зубовным скрежетом и сатанинскими молниями из выпученных глаз. Деньги она передавала там же, так что детектив подкрепил факт ареста с поличным еще и показаниями свидетелей, заранее посаженных за соседние столики.
– Получилось поистине железобетонное дело, мисс Рита, – сказал он. – Такого количества неопровержимых улик не получал еще ни один суд в мире, начиная с Божьего суда над Каином.
Я махнула бармену, чтобы подошел. Перед нами уже стоял гренадерский строй пустых пивных бутылок, и мне показалось правильным разнообразить их парад маленькими барабанщиками стопок с двойными порциями виски. Билли не возражал: он приступал к самой болезненной части рассказа и остро нуждался в моральной поддержке своего единственного друга – бурбона.
Первые проблемы обнаружились уже на следующий день после ареста, когда детектив пришел в суд, чтобы поддержать доводы прокуратуры, возражавшей против освобождения Пучеглазки под залог. Перед зданием шумела демонстрация феминисток с бутафорскими вагинами на головах.
– Их было не так много, мисс Рита… – Ковальски опрокинул стопку и закашлялся. – Шит! Не в то горло…
– У него их полдюжины, мисс, – пошутил пробегавший мимо бармен. – Если будете заливать бурбон в каждое, никаких денег не хватит…
– Видали? – полузадушенно выдавил детектив. – Вот так и живу. Никакого уважения… Так вот: их было, может, полсотни, но шумели они на все десять тысяч, никак не меньше. Дюжина мегафонов, скандирование, плакаты… Вокруг их главного ядра сновал всякий сброд из Антифы и BLM – эти бандиты рады любому поводу, чтобы затеять какую-нибудь заварушку. Прохожие, понятное дело, огибали их стороной: себе дороже попасться под руку этой сволочи. Машины тоже разворачивались в объезд, потому что демонстранты перекрыли кусок проезжей части. Никто не хотел связываться, включая полицейских. Я подошел к одному из копов и спросил, почему он не вызывает подмогу, чтобы очистить мостовую. Он посмотрел на меня и покачал головой: начальство приказало не вмешиваться. «Это ведь из-за тебя, Билли, – сказал он. – Требуют свободу для той сучки, которую ты вчера засунул в каталажку…» Тут только я понял, что эти чертовы MeToo демонстрируют за Пучеглазку. За Пучеглазку и против полицейского произвола. Против полиции вообще и против меня лично. Можете себе представить?
