Он глотнул из следующей стопки, на этот раз попав куда надо.
Грохот демонстрации был хорошо слышен в зале суда. К удивлению детектива, прокуратуру представляла молодая девчушка – смущенная и невнятная сверх всякой меры. Зато адвокаты Пучеглазки – их было четверо – разливались соловьиным хором. Покушение на убийство, составлявшее суть обвинения, странным образом подменилось совсем другой темой: говорили об издевательствах, которым подвергалась несчастная женщина, о ее безнадежном отчаянии и о бесчеловечной полиции, забывшей о главном своем долге – защите гражданок слабого пола от посягательств насильников-шовинистов. Судья явно сочувствовала обвиняемой и освободила ее под смехотворный залог.
– Уже тогда можно было сообразить, куда ветер дует, – горько промолвил Ковальски. – Моя заказчица оказалась важной птицей в стае, которая сейчас свила свои гнезда повсюду. И когда говорю «повсюду», то имею в виду именно повсюду: в мэрии, в суде, в офисе губернатора, в прокуратуре, в сенате, в прессе… Потому-то она и вела себя так нагло: знала, что таким, как она, сойдет с рук все, что угодно, даже убийство. Плевать она хотела и на полицию, и на суд, и на прокуратуру. Мне бы тогда отойти в сторонку, взять отпуск, уехать с женой на юг, подальше от этой опасной каши. Но я никак не мог смириться с несправедливостью. Если бы я плохо сделал свою работу – тогда еще куда ни шло. Но я-то сделал ее в лучшем виде! Такого фильмешника не снимал даже Тарантино! Меня просто выворачивало при мысли, что эти железобетонные улики можно просто свернуть, раскрошить и замести под ковер.
– Неужели ее оправдали? – подивилась я.
– Еще как! – воскликнул он, стукнув кулаком по стойке. – Нет такого судьи, который посмел бы пойти против подобной кампании в прессе, на улицах, в соцсетях. Со всех стен и газет, куда ни глянь, отовсюду смотрела ее страдальческая пучеглазая морда. Теперь уже обвиняли не ее, а полицию…
– Почему полицию? Почему не мужа, который довел ее до такого?
– Вы наивная девочка, мисс Рита… – усмехнулся Ковальски. – Если бы она действительно могла обвинить мужа, того давно уже поджарили бы на электрическом стуле. Но в том-то и дело, что у нее не было ни одной улики против него. Ни одной! Что ничуть не мешало ей и ее адвокатам врать в суде, в прессе и в десятках телеинтервью. Врать-то они врали, но вранье и клевету не понесешь в полицию. В полиции нужны факты, улики, свидетельства…
– Но почему вы так уверены, что это клевета?
– Потому что я проверял… Ее бывший муж тоже работал в полиции, в другом участке. Еще и поэтому мне с самого начала не хотелось вникать в их отношения. Знаете, это плохо выглядит, когда один коп расследует другого. Лучше оставлять такие случаи другим органам, чтобы люди потом не говорили, что рука руку моет или что полиция покрывает своих. Но когда завертелась эта заваруха, я решил проверить – негласно, не сообщая начальству. Оказалось, что парень сбежал от нее в другой город за два года до того, как она начала искать хитмана. За два года, мисс! А душещипательные описания ужасных издевательств относились к другому, более позднему, времени. Спрашивается, как он мог избивать ее, находясь на расстоянии двухсот миль от Сиэтла?
– Вы виделись с ним?
Ковальски покряхтел и неохотно кивнул.
– Да. Съездил к нему. Пытался уговорить подать в суд за клевету. Какое там… Парень бледнел при одном упоминании ее имени. К тому моменту он успел заново жениться и хотел только одного: забыть прошлый кошмар. Он хотел этого, а я хотел повернуть процесс в правильную сторону, на убийство. Это был мой последний шанс. Ведь когда обвиняли полицию, обвиняли лично меня. Это я преследовал невинную овечку, вместо того чтобы защитить ее от злого волка. Это я заманил ее в западню. Это я арестовал ее без достаточных оснований. Это я осмелился давать показания против несчастной жертвы насилия. Понимаете, мисс? Суд над Пучеглазкой прямо на глазах превращался в суд надо мной. Судили не убийцу, а меня, Билли Ковальски!..
Не санкционированный начальством визит к бывшему мужу Пучеглазки вышел детективу боком. Как раз за время его отсутствия бандиты из Антифы и MeToo разгромили полицейский участок. Запуганные прессой и демонстрациями копы предпочли отступить без сопротивления. Мэрия и власти штата судорожно искали выход из положения, чреватого новыми взрывами. Самовольный визит Билли к мужу обвиняемой предоставил им искомое решение. Ретивому репортеру местной газеты удалось проследить за детективом Ковальски. Опубликованные на следующий день фотографии бездушного полицейского в компании с мужем-изувером были немедленно расценены как еще одно свидетельство сговора полиции с покрываемым ею насильником. Капитан вызвал Билли к себе, и сообщил, что вынужден уволить его за нарушение дисциплины. Не помогли ни многолетняя дружба, ни безупречная служба, ни всесильный полицейский профсоюз.
– Они просто бросили меня в пасть этим хищным зверям, мисс Рита, – уныло проговорил Ковальски, приподнимая над стойкой пустой стаканчик. – Слышали бы вы, какими словами честили в суде и в газетах мою скромную персону. Я потерял работу, потерял друзей, потерял содержание жизни и желание просыпаться по утрам. Надеюсь, вашему папе повезло больше…
Я купила ему еще пару двойных и вернулась в отель. Образ камрадки Лотты Вотерс почти полностью утратил в моих глазах ореол невинной жертвы. Почти полностью – но не окончательно. Девушки из Джей-Эф-Кей не склонны доверять ментам. Но даже если допустить, что отставной детектив не соврал ни единым словом, его рассказ ничего не говорил об отношениях Лотты с ее бывшим. Может же быть, что муж действительно издевался над нею, прежде чем они разошлись, – да еще и так, что женщина сохранила желание отомстить своему мучителю на годы вперед…
К тому же на форуме LFH и позже, договариваясь о заказе, Лотта утверждала, что Вотерс продолжает ее преследовать, избивать и насиловать. Что он только для виду сбежал из Сиэтла, а на самом деле днюет и ночует в городе с единственной целью: отравлять ей жизнь. Суждениями отставного полицейского Ковальски заправляла понятная обида – ему сломали карьеру, обвели вокруг пальца, наказали ни за что. Но то, что Лотта, используя хорошие связи со своими камрадками, не только выкрутилась, но и подвела копа под монастырь, могло, как это ни странно, свидетельствовать в ее пользу – особенно в глазах тех, кто пострадал от полиции. Мало, что ли, менты провоцируют и обманывают простой народ, чтобы засадить в каталажку? Ну вот, не все коту масленица, бывает и мышке праздник. Не рой другому яму…
И все же сомнения накапливались. На следующее утро, выезжая из Сиэтла на юго-восток, в направлении небольшого города Кенневика, где, согласно заказу, проживал теперь Фрэнк Вотерс, я уже не была уверена ни в чем. С учетом пробок, дорога занимала никак не меньше четырех с половиной часов в один конец. Какой смысл поселиться так далеко – пусть даже и для виду, – если ты твердо намерен продолжать свое черное дело? С другой стороны, чисто физически вполне возможно регулярно проводить на шоссе по девять-десять часов в сутки – особенно если речь идет о психопате, одержимом навязчивой идеей.
Ночью, ворочаясь без сна, я вдруг осознала, что не догадалась произвести довольно очевидную проверку. Частые отлучки Вотерса из Кенневика не могли не отражаться на его нынешней должности. Уволившись из полиции, он теперь работал посменно, охранником на фабрике по производству чипсов. Вскочив с постели, я открыла комп и после относительно несложных раскопок получила график дежурств нанявшей Вотерса частной охранной фирмы. Оставалось сравнить даты.
