– Как же сильно, – всхлипываешь, руку отдергиваешь, назад отходишь, в стену спиной вжимаешься. – Как же сильно я тебя…
– Знаю, – наступаю и закрываю поцелуем твои призывно разомкнутые губы, отрываюсь, чтобы выдать. – Я тоже. До одурения.
Ненавидим. Презираем. На дух друг друга не переносим. Но этой ночью наша каюта вспыхнет и сгорит дотла. Весь этот проклятый круизный лайнер взорвется, в щепки разлетится.
Нас не тормознуть. Никак не остановить. Слишком сильная тяга. Неистребимая.
Глава 21
– Отпусти, – шипит девчонка, пытается меня оттолкнуть, отпихнуть своими узкими изящными ладонями. – Я не стану разыгрывать роль твоей покорной шлюхи ни здесь, ни при свидетелях. Наш план оказался полнейшим бредом. Пошел ты к чертям. И пусть Касимов отправляется следом. Сами разбирайтесь между собой, сами решайте вопросы с Бобыревом и выводите его на чистую воду. Я выхожу из игры. Ясно? Я сойду с этого треклятого лайнера на первой же остановке. В первом же порту!
– Это не игра, – обхватываю хрупкие плечи, сдавливаю до хруста костей и встряхиваю Князеву так сильно, что она содрогается всем телом. – Ты моя женщина, и я не стану отпускать тебя.
– Что ты несешь? Что за бред?
– Моя, – повторяю, глядя в ее глаза.
– Хватит, я не поведусь на твой дешевый спектакль. Думаешь, я чувствую к тебе хоть что-нибудь кроме ненависти после всего случившегося? Твое скотское поведение тут практически ничего не меняет. Макс, ты запер меня в подземелье. Ты надеялся, что я загнусь там, сдохну в темноте и сырости. Ты мечтал о моей смерти. Ты наслаждался моими страданиями. Такое не прощается.
– Молчи, – обрываю ее.
Накрываю пухлые губы пальцами.
– Молчи, – бросаю жестко, прежде чем она успевает нарушить приказ. – Одна ночь. Эта ночь. Мы будем незнакомцами. А утром решим, что делать дальше.
Князева кусает меня, изо всех сил впивается зубами в указательный палец. И дьявол раздери, это идет в кайф. Не чувствую боли, тупо не замечаю.
Хочу ее. Адски хочу. До скрежета зубов. До саднящих десен. До неистового жжения внутри. Пах обдает кипятком. Член вздергивается, становится тверже камня.
Сука. Сука, какая же ты улетная! Дикая. Бешеная. До обалдения яркая и ядовитая.
Я бы изуродовал твое лицо и тело. Разодрал на части, изрезал как гребаный маньяк. Уничтожил. Сожрал. Но разве это спасет? Разве поможет? Разве тогда сумею вычеркнуть из памяти?
Нет. Ничего не сработает. Не излечит болезнь. Ты поражаешь каждую клетку, пробираешься в каждую пору моего тела. Вливаешься в кровь, пропитываешь плоть насквозь. От тебя не существует никакого лекарства.
Дрянь. Стерва. Убить бы тебя. Растерзать. А я не могу. Не способен. Ни хрена у меня не выходит. Ненавижу. И жажду до одурения, до полного затмения разума.
Сам сдохну. А тебя не отдам. Никому в этом проклятом мире. Ни Богу, ни Дьяволу. На свободу не выпущу, даже в пекло не разрешу отправиться.
– Я не хочу тебя! – выпаливает Князева. – Не хочу! Понял? Все, о чем я могу сейчас думать, это то, как ты подыхаешь. Я сотню способов придумаю и не остановлюсь. Я бы лично пропустила тебя через пытки. Больной урод. Извращенец. Скотина!
– Не хочешь? – ухмыляюсь. – Сейчас посмотрим, как сильно ты меня «не хочешь», принцесса.
Я накрываю ее лоно ладонью, проникаю внутрь пальцами, толкаюсь между складками, погружаюсь в самую глубину. Поглаживаю и растягиваю, изучаю упругую плоть.
Такая горячая. Тесная. Мокрая. Нет – мокрющая. Влага струится обильным потоком, выдает возбуждение, показывает правду без прикрас.
Князева может сколько угодно болтать и сыпать проклятьями. Она подсела на меня покрепче, чем на героин. Этот факт никак не отменить. Девчонка попала по полной программе. Ей не выбраться. Не выпутаться. Не отказаться от реальности.
Мы оба зависимы. Сидим на одной и той же игле.
Она дергается, пробует взбрыкнуть и соскочить. Нет, не отпущу. Пускай не надеется на чудо. Хватит. Я слишком много ночей провел без нее. Пора это исправить. Пора взять свою собственность по-настоящему. Чего тянуть? Чего откладывать?
– Не хочешь, – кривлюсь. – Совсем не хочешь меня. Да, детка? Не течешь, не дрожишь, когда трахаю тебя пальцами. Давай, продолжай. Скажи, как сильно тебя тошнит от моих прикосновений, как воротит от нашей близости. Ну! Не томи.
– Ублюдок, – цедит девчонка и вцепляется в мою руку когтями. – Отвали. Или ты считаешь, что мало поглумился надо мной? Желаешь продолжить свои издевательства?
– Лучше тебе не знать, чего я желаю.
– Уйди, – всхлипывает, трепещет на моих пальцам как бабочка пришпиленная иглами к выставочной доске. – Исчезни. Сволочь. Как же ты сволочь, Чертков.
– Мне больше нравится «Макс», – хмыкаю. – И недавно ты назвала меня так, сама не заметила, как вырвалось. Угадал?
– Пусти, пусти, – повторяет как в лихорадке.
– Нет, – отрезаю я. – Я возьму эту ночь. Я возьму тебя. А ты ничего не сможешь сделать, потому что сама изнываешь от похоти. Ты моя!
– Сдохни! – выплевывает в лицо.
– Моя, – ухмылка не сходит в губ. – Моя маленькая грязная шлюшка. Сучка, которая всякий раз просится на член. Не делай вид, что ругательства тебя не заводят.
– Ты просто мразь.
– Ты тоже.
Я перестаю драть ее пальцами, ведь за пару прошедших секунд довел девчонку до полуобморочного состояния, и она едва держится на ногах, трясется, извивается. Бледнеет, покрывается испариной. Сейчас Князева может только говорить гадости, однако ее тело мне целиком и полностью подчиняется, сдается на волю победителя.
– Моя любимая.
Я закрываю ее рот своими губами, запечатываю намертво, проталкиваю внутрь язык, одержимо вылизываю десны и нёбо. Черт побери, ничего вкуснее не пробовал. Да я вообще не тянулся к тому, чтобы расцеловывать всяких баб. Но эта… эта особенная. Самая ненавидимая и презираемая. Самая возбуждающая и желанная. Единственная такая. Бешенная стерва, которая дразнит мою темноту и в момент будит все худшее, разъяряет и доводит до исступления, толкает за грань нормальности.
Придурок. Сопливый дебил.
Я должен убить ее, а не ласкать.
Нет, только не сегодня. А может и вообще – никогда.
Я подхватываю ее на руки и отношу на кровать. Наша первая ночь впереди, намечена сразу после брачной церемонии, но девственности я буду лишать именно сейчас. Да, я ее толком не трахал, не провернул и половины из того, чего действительно хотел бы с ней вытворить.
– Ты заслужила ночь с дьяволом, – говорю, раскладывая ее на постели, нависаю сверху и жадно впитываю каждую черту, каждую эмоцию ловлю. – Наслаждайся.
Глава 22
Будь ты проклят, Максим Чертков. Гори в аду, в том самом пекле, которое ты для нас двоих создал, жарься в кипящем котле, подыхай медленно и мучительно. Сволочь. Ненавижу тебя. Ненавижу! Твои прикосновения мне противны, не вызывают ничего кроме омерзения, кроме чувства дичайшей гадливости. Тянет поскорее отправиться в душ, встать под упругие горячие струи воды и остервенело натирать тело мочалкой, довести кожу до красноты, да раздражающего жжения.
