– Будь осторожнее. Никто здесь не хочет, чтобы тебе снова стало плохо.
Глеб. Мой брат. Плевать, если у нас разные отцы. Я уверена, для него это тоже не будет иметь никакого значения. Между нами сильнейшая связь. Он с детства оберегал меня, поддерживал. Всегда заботился про свою маленькую сестренку.
– Ты уверен? – насмешливо приподнимаю бровь, глядя на него. – Не думаю, что Бобыреву есть дело до состояния моего здоровья.
– Ошибаешься. У него на тебя большие планы.
Его голос звучит до жути ровно, абсолютно спокойно. Без эмоций, без намека на теплые чувства. Брат никогда не общался со мной таким образом. Ни разу за всю жизнь. И опять меня накрывает чудовищное дежавю: Глеб говорил так со своими многочисленными жертвами, с теми, кого пытал до смерти, с моими обидчиками.
– Что это за планы? – тихо спрашиваю я, ощущая мучительную сухость в горле.
– Ты знаешь, – невозмутимо заключает он.
– Нет, я не знаю, – раздраженно шиплю и подскакиваю с постели. – Какого черта, Глеб? Что с тобой творится? Почему ты обращаешься со мной, будто я тебе никто?
Я бросаюсь вперед и хочу вцепиться в его идеальный пиджак, смять эту ткань, встряхнуть, а может и на куски порвать. Тут уж как получится.
Брат ловко перехватывает мои запястья. Держит меня в стороне, не позволяя приблизиться.
– Глеб…
– А ты и есть никто, – обрывает он. – Девка, которую нагуляла моя шлюха-мать.
– Что? – не верю своим ушам. – Что ты сказал? Да как ты можешь так выражаться? Наша мама. Она… Да ты… да чтоб у тебя язык отсох! Придурок! Ты с ума сошел? Что на тебя нашло? Чем этот проклятый Бобырев промыл тебе мозги?
– Хватит, – коротко произносит брат, но это слово звучит таким тоном, что все внутри меня обрывается и леденеет. – Без истерик.
Он отталкивает меня от себя, возвращая обратно на кровать. И я оседаю на смятое покрывало, медленно качаю головой.
Я сплю. Да, я точно сплю. Мне снится безумный кошмар. Сейчас я должна сделать усилие и проснуться. Все закончится.
– Глеб, – бормочу сдавленно. – Ничего для нас не поменялось. Ты мой брат. Ты любишь меня. Ты всегда меня защищал и во всем поддерживал. А я… я бы никогда тебя не предала.
– Но ты радостно прыгнула на член того урода, который убил моего отца.
– Ты знал, – сглатываю. – Я ничего от тебя не скрывала. Ты знал, что именно Чертков довел нашего отца до самоубийства, ведь считал, тот виновен в гибели его брата.
– Закрой рот, – чеканит Глеб.
Глаза у него жуткие. Две темные бездны впиваются в меня, точно жаждут забрать мою жизнь, выдрать душу и растерзать в клочья.
– Не смей называть моего отца «нашим», – сквозь зубы бросает мой брат.
– Я только сегодня узнала правду. И я не слишком верю словам Бобырева. Он мог и солгать. Я впервые увидела Касимова пару недель назад. Я и понятия не имела…
– Достаточно болтовни.
– Глеб, что с тобой? – не могу скрыть боль и отчаяние в голосе. – Ты готов так легко отказаться от меня? Просто потому что какой-то псих наплел тебе ерунды?
– Есть тест ДНК.
– Ну и? – непонимающе всплескиваю руками. – Любую бумагу можно подделать. Ты и сам это прекрасно знаешь.
– Да, поэтому я и следил за процессом. Очень внимательно. А еще я сопоставил факты. Мой отец действительно отдал приказ расправиться с Касимовым. Я проверил все ту информацию, которую сообщил мне Бобырев по этому поводу. Совпало до мелочей.
– Ладно, – нервно киваю. – Только что это меняет?
– Все! – выпаливает Глеб, впервые показывая чувства.
И эти чувства мне совсем не нравятся.
– Я не перестаю быть твоей сестрой.
– Ты пустое место, – отрезает он. – Теперь и всегда. Бобырев получит от Черткова все, что нужно, а потом займется тобой. По-настоящему. И я не стану ему мешать. Пускай развлекается.
– Глеб, я не верю, что ты все это говоришь. Я не верю. Нет! Ты не такой. Это не твои слова. Ты бы так никогда не сказал. Ты бы никому не отдал меня.
– Все изменилось.
– Ложь, – шиплю и опять подскакиваю на ноги, бросаюсь к нему, пытаясь снова достучаться. – В наших жилах течет одна кровь. Ты не можешь отрицать.
Глеб сжимает мои плечи настолько сильно, что наверняка останутся синяки. Раньше он никогда не позволял себе такого поведения, боялся лишний раз пальцем меня тронуть. Теперь же стискивает до хруста костей.
– Твой дружок зря открыл пальбу, – цедит брат. – Патроны в его пушке давно подменили на холостые, так что Бобырев от выстрелов никак не пострадал. А вот Черт пострадает. И сильно. Поверь, я об этом позабочусь. Давно предвкушал личную встречу.
– Макс нужен вам, – сглатываю. – Нужен Бобыреву. Ты сам сказал. Про диск, про ту программу.
– И что? Он справится с компьютером и одной рукой, – оскаливается Глеб. – А может вообще надиктовать, что именно надо делать другим программистам.
– Вы ничего от него не добьетесь силой.
– Да? Надо проверить. Давай, я расскажу, что именно собираюсь с ним делать, – тянет с издевкой и склоняется, чтобы прошептать в самое ухо: – Катя, жди моего знака. Я вас отсюда вытяну.
Глава 30
Я чувствую рукоять пистолета. Это вообще первое, что я улавливаю, когда прихожу в себя. Потом идет сырость и темнота. А еще – стойкий запах свежескошенной травы. Непривычные сочетания сбивают меня с толку.
Блядь. Где я? Ни черта не разобрать.
Болезненные ощущения идут фоном. Я почти не обращаю внимания на ноющую боль в конечностях. Руки и ноги по сути целы. Может, ребро треснуло, или даже пара ребер. Но пока об этом переживать не стоит.
Я поднимаюсь и сплевываю кровь. Рядом вспыхивает фонарь. От такой резкой перемены освещения я зажмуриваюсь. Рефлекс. Глаза быстро привыкают к новому раскладу.
Что за дерьмо? Серьезно?!
Я оглядываюсь по сторонам и ухмыляюсь. Ну прямо в сказку попал. Круто, тут ничего не попишешь. Гребаный лабиринт. Точно как в долбаных детских мультах. Ну или в каких-то исторических киношка. Моя покойная мать обожала такое смотреть, залипала в экран и предавалась мечтам.
Да, это и правда лабиринт, причем все стены в нем живые – из травы, из экзотических растений и цветов. Тут и розы, и виноградная лоза, и еще полно всякой дряни, которую назвать не сумею. Смотрится гармонично. Видно, Бобырев до хрена платит своим садовникам. Без дизайнера по ландшафту тоже не обошлось.
А где же ты сам, сволочь? Почему лично экскурсию не проводишь? Неужели обиделся, что я хотел тебя пристрелить?
Я знал, ни черта не выйдет, был практически в этом уверен, но попытаться стоило. Я стянул оружие у одного из охранников, и все вышло слишком легко. Я чувствовал там подвох. И что с того? Удержаться от искушения выпустить патроны было нереально. Нужно было видеть рожу Бобырева. Самодовольный урод. Он вздрогнул и отшатнулся назад. Хоть и знал, что пистолет заряжен холостыми, все равно не выдержал.
