Вижу, как морщится лицо стража, и лоб, украшенный зеленой кастой воина, собирается в складки. Глядя на меня он зло кривит губы.
– Ты что не знаешь, тля, неприкасаемым вход в город до темноты запрещен.
– Знаю, господин, – склоняюсь в низком поклоне, – но сам господин префект приказал все убрать до утра, а он, вы же знаете, если не выполним, разбираться в причинах не будет.
В глазах стражника промелькнуло сомнение, префект города – фигура одиозная, и никому не хочется попасть под его горячую руку. Я вдруг понимаю, что читаю этого человека как открытую книгу и мне это чертовски нравится. Раньше со мной такого никогда не бывало, я ощущаю свое превосходство над грозным воином, потому что могу заставить его поступить так, как мне нужно, а он даже не понимает этого. Вот сейчас надо лишь добавить совсем крохотную гирьку, и чаша весов качнется в мою сторону.
– Господин стражник, мы же не пойдем через центр, мы осторожненько самыми окраинами, вдоль стены. Глядишь и стемнеет совсем скоро.
Секундное промедление, взгляд на пики гор, за которыми уже скрылось солнце и еле заметный кивок головы в сторону калитки.
– Валите!
Стражник даже повернулся к нам спиной, чтобы не видеть вопиющего безобразия.
Проходя мимо, склоняю голову еще ниже, чтобы никто не заметил моей довольной усмешки. Еще несколько шагов и мы входим в темную арку. Длинный коридор под толщей городской стены, освещенный пылающими факелами и вот он – город. Впервые, в вечернем сероватом свете, а не в полной темноте. Все выглядит по-другому – улицы, дома, совсем не так как ночью. Город совсем другой, как и я. Я не узнаю привычные кварталы, так же как я не узнаю самого себя. Моя голова обычно пустая и тяжелая в такие минуты, сейчас забита разнообразными мыслями. Я быстро просчитываю какой дорогой лучше идти, где спрятаться от городской стражи, если напоремся до темноты. Я думаю и решаю. Быстро, четко и меня это нисколько не напрягает. Все это так необычно и удивительно.
Идем вдоль стены, мимо хибар городской бедноты. Пока никого не встретили, но мои глаза внимательно отстреливают каждую мелочь. Городской плебс хоть и такой же нищий, как и мы, но гонору в нем побольше, чем у аристократии, да и бьют они злее. Вечером на улицах города пустынно, а с темнотой они и вообще вымирают. По ночам ходить небезопасно, в кромешной темноте узких улочек и мостов можно легко наткнуться на неприятности. Ночью город принадлежит самому низкому отребью: ворам, грабителям, да нам – мусорщикам. С заходом солнца почтенные горожане накрепко запирают крепкие ворота своих домов, спускают собак и спокойно спят до рассвета.
Вот уже и набережная. Старик еле поспевает за мной и все время ноет, – куда ты так несешься, Юни? Успеем мы все сделать.
Я не слушаю и, выглянув из переулка, озираюсь вокруг. Налево мост, направо чернота улицы Глафар. Отчаянные вопросы забились в голове испуганной птицей.
«Что дальше? Сколько ждать, а может быть карета уже давно проехала?»
Еще немного и Перл начнет ругаться и задавать вопросы. Пока шли, я старался не думать о таком варианте. Так просто не должно быть, – уговариваю себя, – иначе все зря, заклинание, мои новые способности, мои надежды. Всматриваюсь до рези в глазах в темноту, и, «хвала небесам», до меня доносится стук копыт. Радость и страх вспыхивают одновременно.
И, что теперь?!
Отпрянув назад, прячусь за угол и наталкиваюсь спиной на Перла. Его крепкий сухой кулачек упирается мне в ребра.
– Куда ты прешь, черт! То несется как бешеный, то замер как истукан. Что с тобой сегодня!
Не обращаю внимания на его крики и тычки. Слышу лишь топот копыт и скрип приближающейся кареты. Вот уже показались морды лошадей.
Пора!
Голос внутри меня спокойный и уверенный как команда. Я знаю что делать! Мое тело бросается вперед, и руки сами хватают огромные конские морды под уздцы. Дикое, испуганное ржание, брань и испуганный крик Перла.
– Ты куда, дурак!
И все! Лошади встали, карета замерла, и откуда-то с козел посыпалась отборная брань. Передо мной горой вырастает всадник, и в ушах стоит лязг выходящего из ножен меча. Отпускаю поводья и качусь по брусчатке под лошадь. В голове лишь страх, – сейчас убьют и разбираться не будут!
Всадник спрыгивает с коня, и в меня упираются его вспыхнувшие удивлением глаза.
– Мусорщик?!
Я уже знаю, – не убьют, но сейчас начнут бить и больно. Надо терпеть и ждать.
Жесткая рука вытаскивает меня наружу, и кованый носок сапога впивается в ребра. Это пока так себе удар, мужик еще не разошелся.
– Ты куда влез, погань немытая!
А вот сейчас будет по-настоящему. Гигантская нога взлетает для нового удара, но я стремительно перекатываюсь и совершенно немыслимо для себя группируюсь, принимая на руку лишь крохотную часть разрушительной силы.
Озверевший вояка катает меня по земле как ветер верблюжью колючку, но к своему удивлению я не только цел до сих пор, но даже ребра не сломаны.
– Что случилось?! – Шторка на дверце кареты поехала вниз, и в проеме показалась голова мужчины.
«Это он», – мелькает у меня в голове, и увернувшись в последний раз от разъяренного бугая, вскакиваю и подлетаю к карете.
– Мой господин, впереди засада!
Острие меча протыкает мне кожу на спине.
– Вас хотят убить! – Хриплю из последних сил.
Вельможа неторопливо поднимает руку.
– Постой!
Меч останавливается, и я чувствую теплую струйку крови, побежавшую между лопаток.
– Что ты сказал? – Жесткие глаза напряженно всматриваются в мое лицо.
– Там на мосту, – машу рукой в сторону реки, – вас ждут убийцы.
– Откуда ты знаешь?
Слышу вопрос, но не слышу в нем недоверия, поэтому набираюсь храбрости и смотрю прямо в глаза советнику.
– Знаю и все!
Мгновение он изучает меня, а потом резко бросает команду.
– Парс, проверь!
Всадник за моей спиной, толкнув пятками, посылает коня галопом в сторону моста, и мы все, устремив за ним взгляды, стоим и ждем. Проходит совсем немного времени и оттуда слышится лязг оружия и топот копыт несущегося обратно коня.
– Разворачивайся!
Команда спафария пронеслась, не дожидаясь возвращения разведчика, и кучер, соскочив с козел, начал заводить лошадей.
Я стою и смотрю на всю эту суету. Стою и жду, отщелкивая события с бесстрастностью летописца: Вот кучер с охранником развернули карету, вот примчался разведчик и, склонившись к уху своего господина, что-то яростно ему шепчет. Брошенный на меня взгляд из-под густых бровей, в котором ловлю удивление, заинтересованность и непонимание.
– Неприкасаемый, подойди. – Распахнулась обитая красным бархатом дверца.
