Идея мне нравится, но здоровый прагматизм диктует иное. Удар по стражу неминуемо отразится на хозяине, а калечить кого-либо из обитателей казармы в первый же день, пожалуй перебор – с ними еще жить и жить. Решаю пойти по уже многократно проверенному пути и, не дожидаясь новой атаки, проскальзываю за спину всей троицы и выхожу в реальность.
Два дружка черноволосого стоят ко мне спиной, и моя нога бьет одного из них точнехонько под колено. Тот валится на пол, а второй еще только ошарашенно поворачивается, когда мой кулак врезается ему в челюсть. От удара его голова дергается назад и все тело валится чернявому на руки. От неожиданности тот притормаживает, но тут же, скривившись, отталкивает своего дружка в сторону. В руке откуда-то появляется нож, а все его натренированное тело сжимается для решающего броска.
«Ого! – У меня вырывается беззвучное восклицание. – Кажется без травм сегодня не обойтись! Руку ему точно придется сломать».
Уже собираюсь вновь нырнуть в Сумрак, но в этот момент из-за спины черноволосого раздается жесткий, но абсолютно спокойный голос.
– Убери нож, Салах, порезвились и будя!
Бросаю взгляд в сторону и вижу, как с кровати поднимается мой здоровяк-сосед. Его мощная фигура угрожающе нависает над чернявым, а тот, окрысившись, огрызается:
– Не твое дело, Дамир! Не лезь, а то и в твоем брюхе дыру нарисую!
Тот, кого назвали Дамир, угрозы ничуть не испугался. Нахмурившись, он шагнул вперед, но до драки дойти не успело. В этот же миг хлопнула входная дверь и под сводами зала прозвучала команда, заставившая всех замереть на месте.
– Салах аль Дари и Дамир Ташшар, немедленно разойтись! – Ворвавшийся в зал магистр Сар аль Бинаи обвел гневным взглядом раскрасневшиеся лица своих подопечных. – Вы, оба, – он остановился перед чернявым и здоровяком, – к экзекутору, живо! Доложить о случившемся и получить наказание!
Чувствую, как в глубине души заскреблась совесть. Сейчас пострадает невиновный, а ведь он вступился за меня и по сути даже сделать ничего не успел.
Набравшись наглости, пытаюсь хоть как-то исправить несправедливость.
– Господин магистр, разрешите сказать.
Недовольный взгляд зыркнул в мою сторону, но тут же сменился смиренно-терпимым, и Бинаи позволяюще кивнул – говори.
– Господин магистр, вот этот парень, – тыкаю пальцем в гладкого крепыша, – он ни в чем не виноват. Здесь скорее моя вина. Я ведь новенький, и еще плохо разбираюсь в тонкостях местных порядков.
По лицу магистра пробежала понимающая улыбка.
– Признание вины похвально, – его взгляд прошелся по нашим лицам и вновь остановился на мне, – похвально, но не освобождает от наказания. Так что присоединяйся к этим двоим, и все трое марш к экзекутору.
***
Лежу на соломе и уныло пялюсь в потолок. Я опять заперт в подвале и это наводит меня на грустные мысли. «Что-то в последнее время зачастило. Просто кочую из одной тюремной камеры в другую. Может зря я связался с этим заклинанием, с тех пор как оно переползло на мою руку, я точно не стал счастливее. Теперь вот еще и розгами по спине получил».
Вспомнилось, как мы втроем встали перед экзекутором, подслеповатым, тщедушным старикашкой с остатком седой шевелюры на голове. Его скучающий взгляд прошелся по нашим лицам, и мы по очереди, как смогли, изложили каждый свою версию происшедшего. Старик все выслушал, осуждающе покачал головой, и сухим казенным тоном выдал: «Новичку по первости пять ударов, а вам, рецидивисты, не обессудьте, по десять. И всем троим сутки карцера, для усвоения».
Спорить никто не стал, и вот теперь все трое лежим в подвале, который старик назвал карцером. Каким бы тщедушным старик не выглядел, а рука у него тяжелая, поэтому на боку лежу только я, а эти двое кряхтят, распластавшись на животе.
Лежим молча не глядя друг на друга, пока вдруг не выдерживает чернявый.
– Какого рожна ты вообще влез, святоша?! Если бы не ты, так и проблем бы не было!
Обращение «святоша» заинтриговало. Как-то оно совсем не вяжется с нашей кампанией. Навострив ухо, прислушиваюсь, а гладкий, перевернувшись на бок, заявляет с полной невозмутимостью и какой-то даже ленцой.
– Никогда не мог понять вашей дворянской извращенной логики, но в этот раз кажется понимаю. Ты просто не смог довести свою мысль до конца. Проблем не было бы у всех нас, поскольку тебя таки отправили на эшафот за убийство. И надеюсь, со второго раза у них бы это получилось.
Спокойствие крепыша взбесило чернявого, и тот яростно зарычал.
– Да что ты понимаешь в дворянской чести, жрец, лишившийся сана за прелюбодейство. Откуда растлителю малолетних знать о доблести и достоинстве!
– Куда уж мне! – Голос опального жреца наполнился ядом. – Только человек, предавший своего императора, знает толк в верности и чести!
– Да ты!.. – Чернявый вскочил и, бешено вращая зрачками, бросился на крепыша, но тот, явно, был готов к такому повороту и оказался на ногах со скоростью, никак не вязавшейся с его полновато-ленивым видом.
– Ну, давай! – Он выпятил грудь, сжимая кулаки. – Рискни, и я размажу тебя по стенке.
Вид этих парней напомнил мне боевых петухов на птичьих боях, что устраивались по праздникам в нашем поселке. Губы невольно изогнулись в улыбке, и я поинтересовался:
– Эй, вы реально психи?! Спины вам располосовали, так вам мало, хотите еще и морды себе разбить!
Парни удивленно повернули головы в мою сторону и уставились с таким видом, будто увидели впервые. Может они смогли глянуть на себя со стороны, а может поняли как по-дурацки выглядит сейчас их разборка, но только кулаки у них опустились. Возникла напряженная тишина, и здоровяк, решив избавиться от неловкости, вдруг спросил:
– А тебя-то как зовут, неприкасаемый?
Я приподнялся, но не проронил ни слова. По всем понятием тот, кто спрашивает твое имя, должен сначала представиться сам.
Здоровяк все понял правильно и, улыбнувшись, протянул руку.
– Дамир Ташшар.
Вскочив на ноги, я пожал здоровенную, как лопата, ладонь, а мой новоявленный знакомец повернулся к чернявому и осклабился.
– А это Салах аль Дари, бывший дворянин из бывшего уважаемого дворянского рода.
Черноволосый бешено зыркнул в ответ, но я, не дав разгореться новой ссоре, протянул руку.
– Юни, рад познакомиться!
***
Наверху, надо полагать, уже глубокая ночь, но сна нет. Лежу и слушаю кряхтенье и стоны моих товарищей по несчастью. Им, явно, похуже чем мне, и ударов перепало им больше, да и по силе экзекутор меня по первости пощадил, а им то уж ввалил по полной.
Слышу очередное шуршание из угла, где лежит Дамир, и в довершение его голос.
– Чего-то не спится!
