— Оха-а! Кош, Алев! Кош! — заулюлюкал пацан ей вслед. Потом спокойно развернулся и направился прямо к нише, в которой прятался Артур.
* * *
— Эй, англичанин! Эй! Чего зеваешь по сторонам? Я Осман, сын Ибрахима. Меняла. Вывеску видел? Вот. Это про меня. Я тебя давно поджидаю. Ну? Будешь менять — меняй.
По-английски мальчишка говорил блестяще, и не знай Артур, что Попугай сейчас у полковника Диксона в Афганистане, решил бы, что маленький меняла нарушил правила и вовсю пользуется вещью. На всякий случай Артур присмотрелся. Нет. Глаза у мальчишки были обычными — веселые такие, хитрющие угольки.
— Так Осман или Остап? — не удержался от подтрунивания Артур.
— А! Это она писала. Алев. Бестолковая. Все путает. Буквы путает. Слова путает. Имена путает. Женщина потому что, а им нельзя ни в чем доверять. Сама же ошиблась, а теперь сама же дразнится, — махнул рукой мальчишка, поморщился, и сразу стало понятно, что речь идет о рыжей девочке. — А я Осман — сын Ибрагима, стамбульский меняла. Ладно. Чего попусту болтать? Ну? Что меняем?
— Да… Конечно… — опомнился Артур и извлек из внутреннего кармана шелковый футляр.
Он вздрогнул непроизвольно, когда мальчишка начал один за другим тащить за обмотанные вокруг цыплячьей шеи цветные шнурки. Артур приучил себя обращаться с вещами бережно, без необходимости не трогать и не носить на себе, тем более несколько штук одновременно. Предметы, оказавшись рядом, могли повести себя непредсказуемо, и тогда их владельцу пришлось бы туго. Но этот чумазый меняла словно не подозревал об опасности. Чего, конечно, быть не могло.
Мальчишка перехватил встревоженный взгляд Артура, хмыкнул и убрал ладошку в сторону. Артур облегченно вздохнул. Каждая вещь была тщательно завернута в кусочек замши, перетянутый шелковой ниткой. Приглядевшись пристальнее, Артур заметил на ворсистой поверхности импровизированных мешочков арабские буквы.
— Прапрадед мой писал, — пояснил зачем-то меняла.
Место стамбульского менялы наследовалось сыном от отца вот уже на протяжении многих веков, и Артур не сомневался, что переминающийся с ноги на ногу и лениво ковыряющий в носу малыш знает о предметах не меньше, а то и больше его самого. Про менял в архивах Артур нашел немного, хотя выискивал тщательно. Но и это немногое звучало как-то сухо, даже брезгливо. Словно авторы древних манускриптов и современных исследований гнушались описывать такой малозначимый феномен.
— Лавочники… Профаны, — отмахнулся дед, когда Артур попытался выяснить хоть что-то кроме того, что ему уже было известно. — Берут у одних Хранителей, отдают другим. Много не болтают. Поэтому, когда необходимо получить или избавиться от вещи так, чтобы никто или почти никто об этом не узнал, проще обратиться к меняле. Тот получает свой процент. Сами менялы вещами не пользуется. По крайней мере, заявляют, что не пользуются. Не отдают. Не продают. Только меняют. За деньги.
Слово «деньги» лорд Уинсли выплюнул с отвращением. Артур понял, что разговор завершен. Но на все свои вопросы ответа он не получил. Профаны ли? Как могут те, кто много веков связан с «дарами» Прозрачных, оставаться наивными глупцами? Неужели дело лишь в прибыли? Артуру нестерпимо хотелось расспросить этого кучерявого и наглого на вид мальчишку. Тот насмешливо снизу вверх глядел на Артура. Совершенно обычный ребенок. Нос картошкой, в болячках. На лбу длинная подсохшая царапина. Одна бровь выше другой. Один в один удивленный щен спаниеля — такой был у Артура лет десять назад. Как его звали? Пенни? Гульден? Соверен… Точно — Соверен. Только на шее вместо ошейника с бляхой — амулеты Прозрачных.
— Вот что у меня есть. Выбирай.
Крупная, тошнотворно похожая на оригинал, металлическая Сколопендра болталась туда-сюда перед самым подбородком Артура. Вслед за Сколопендрой на свет появилась Стрекоза. Затем Шмель. За Шмелем Паук, за Пауком Бабочка с ажурными крыльями. Мальчишка сунул ладошку за ворот, пошарил там, словно ощупывая что-то (Артур заметил еще один кожаный шнур, потертый сильнее прочих), но, так ничего больше ничего и не вытащив, пожал плечами.
— Давай твою!
Пацаненок цапнул грязной рукой футляр. Щелкнул замочком.
— Вах! — причмокнул, удивленно приподнял бровь. — Морж? Британия скидывает Моржа? Что? Закончился? Наигрались? Или больше не морозит?
— Я всего лишь курьер. — Артур действительно не знал, чем было продиктовано решение ордена избавиться от Моржа — вещи сильной и опасной, но это и не входило в его полномочия. «Джентльмен не должен пытаться узнать больше того, чем ему знать полагается», — голос деда зазвучал в ушах так, словно тот находился рядом. Стоял за Артуровой спиной и дымил сладкой сигарой. — Меняю Моржа. Проверишь?
Турчонок двумя пальцами подцепил фигурку за ласту и, подкинув амулет высоко к потолку, так чтобы на него попал прямой луч света, удовлетворенно кивнул. Незаметным ловким движением схватил Моржа, как будто выдернул из воздуха, и выжидающе уставился на Артура.
— Мы рассчитывали на Гусеницу, — признался Артур. — Прошлый курьер доложил, что она здесь.
— Была, да только что сплыла, — хмыкнул турчонок. — Вы тут не одни ходите. Все ходят. Немцы ходят. Французы ходят. Американцы… Даже японцы ходят. Русские вон. Твои старшие будто не знают — у менялы ничего не задерживается.
— А куда сплыла?
— Ха, ха, ха. — Он не рассмеялся. Просто противно протянул «ха, ха, ха». — Англичане всегда думают, что если кто-то не англичанин, да еще и маленького роста, то он набитый дурак.
— Я должен был попробовать, — признался Артур. Впрочем, он, кажется, догадывался, куда сплыла Гусеница.
— Ну. На что меняешь? Или до вечернего намаза тут проторчишь?
— Бабочка… — Артур сделал вдох поглубже и повторил еще раз: — Если не Гусеница… Тогда Бабочка.
Выполнение приказа не требует раздумий. Счастлив раб, вассал, солдат, ученик — им не полагается выбирать, решать, сомневаться и отвечать за ошибки. Сказали убить — убить! Сказали помиловать — помиловать. Сказали «Гусеница… или Бабочка». Значит, Гусеница или Бабочка. И только в такой последовательности, и ничего кроме. Хороший ученик послушен и не допускает интерпретаций. И поскольку Гусеницы у менялы не оказалось, Артур выбрал Бабочку — предмет вожделения героев, шпионов, убийц, актеров и параноиков… Артур на мгновенье дал волю мечтам и вообразил, что бы делал он, обладай он Бабочкой лично. Сперва фантазия Артура забросила его в тело владельца паба на Хай-стрит. «Вот этого студента и его спутников отныне и навсегда обслуживать бесплатно», — объявил Артур подавальщицам Мэри толстой и Мэри тощей, и те закивали так часто, что стали похожи на китайских болванчиков. Затем Артур в образе капитана кембриджской команды гребцов перевернул лодку у самого старта, позволив Оксфорду победить с огромным отрывом… но тут же решил, что это неспортивно, и немедленно во всем сознался судьям. Мысленно побыв немного деканом, затем близнецами Эгертон по очереди, затем, для разнообразия, своим дворецким Питером Хоупом, Артур робко примерил на себя тощую Мэри (кстати, примерить Мэри — неплохой каламбур, хоть и слегка скабрезный). И вот так, в теле тощей Мэри, он подошел к высокому зеркалу в гардеробной своей лондонской квартиры, дотронулся руками до тугих локонов, провел тыльной стороной ладони по лбу, потом ущипнул сам себя за нарумяненную щечку, потом погладил шею, потом коснулся груди… Артур сглотнул и покраснел, живо представив все открывающиеся владельцу Бабочки перспективы. Но вовремя вспомнил, где и зачем находится.
