– Ну а теперь мне нужно поговорить с тобой без лишних ушей. Как я уже сказал, утром меня, скорее всего, здесь уже не будет. А вот тебя, по всей видимости, не отпустят еще несколько дней, а то и пару недель. Возможно, больше мы не увидимся.
– Будем надеяться, дело обернется иначе.
– Вот и я на это надеюсь. Но если мне удастся разыскать свой легион, то к твоему выздоровлению меня вполне могут убить. А если не удастся, придется, наверное, пристать к другому, чтоб не арестовали как дезертира.
Тут он сделал паузу.
– А я вполне могу умереть здесь от горячки, – с улыбкой сказал я. – Только тебе не хочется об этом говорить. Неужто я выгляжу не лучше бедняги Мелитона?
Солдат покачал головой:
– Нет, нет, не настолько все скверно. Держись, не сдавайся, жив будешь…
– Как прочирикал дрозд, когда рысь гнала зайца вокруг лаврового дерева.
Тут и солдат, в свою очередь, заулыбался:
– Верно, именно так я и собирался сказать.
– А это, часом, не расхожая шутка в той части Содружества, откуда ты родом?
Улыбка солдата разом померкла.
– Не знаю. Где моя родина, я тоже не помню – отчасти поэтому мне и нужно с тобой поговорить. Помнится, мы шли по дороге ночью, а после пришли сюда, и это все, что сохранилось в памяти. Где ты меня нашел?
– В лесу. За пять, а может, за все десять лиг отсюда. Помнишь, что я по пути о Когте рассказывал?
Солдат покачал головой:
– Кажется, помню, как ты упоминал об этой штуке, но что говорил…
– А еще что ты помнишь? Рассказывай все, а я расскажу все, что сам знаю, и все, о чем смогу догадаться.
– Идем с тобой… Тьма вокруг без конца и без края… А я то ли падаю, то ли куда-то лечу в темноте и вижу вроде бы собственное лицо, повторяющееся снова и снова, много-много раз. А еще девушку с огромными глазами и волосами будто красное золото.
– Красивую?
– Первую красавицу на весь мир, – кивнув, подтвердил солдат.
Я в полный голос спросил, нет ли у кого рядом зеркала. Зеркало нашлось у Фойлы, в мешке под койкой, а я поднес его к носу солдата:
– Лицо – то самое?
– Наверное, да, – не без колебаний ответил он.
– Ну хоть глаза те, синие?
– Даже не знаю…
Я вернул зеркальце Фойле.
– Ладно. Расскажу снова, о чем рассказывал по дороге – жаль только, место тут не самое подходящее. Некоторое время назад в мои руки попал один талисман. Вышло это не по моей воле, однако принадлежит он не мне и при том весьма ценен, а иногда – не всегда, но случается – может исцелять хворых и даже оживлять умерших. И вот два дня назад, по пути на север, я наткнулся на мертвого солдата. Было это в лесу, в стороне от дороги. Умер он меньше дня тому назад – на мой взгляд, минувшей ночью. Я в то время был жутко голоден, а потому разрезал ремни его вещмешка и съел большую часть нашедшейся внутри провизии. А после, устыдившись, достал талисман и попробовал вернуть мертвого к жизни. До этого талисман частенько меня подводил, и на сей раз довольно долго казалось, будто я зря стараюсь, однако не тут-то было. Вот только к жизни солдат возвращался очень и очень медленно, а после еще долгое время не мог понять, где находится и что с ним стряслось.
– И этим солдатом был я?
Я кивнул, глядя прямо в его синие, ясные, без тени лукавства глаза.
– А поглядеть на твой талисман можно?
Я выложил Коготь на раскрытую ладонь. Солдат взял его, не без опаски осмотрел со всех сторон, попробовал острие пальцем.
– На вид – никакой магии, – заметил он.
– Знаешь, по-моему, «магия» – слово неподходящее. Встречался я с магами, но их проделки на действие Когтя не походили ничуть. Иногда он сам собой светится – вот и сейчас тоже, только слабо совсем; ты, думаю, даже не замечаешь.
– Верно, света не вижу. И никаких надписей на нем вроде бы нет.
– То есть молитв или заклинаний? Нет, надписей я на нем тоже ни разу не замечал, хотя носил с собой долго. На самом деле я о нем почти ничего не знаю. Знаю одно: случается, он действует… а еще думаю, что он из тех вещей, которым молитвы да заклинания ни к чему. Из тех, которые сами придают молитвам и заклинаниям силу.
– А еще ты сказал, что он тебе не принадлежит.
Я снова кивнул:
– Да, принадлежит он вот этим жрицам. Ордену Пелерин.
– Но ты же пришел сюда совсем недавно. Две ночи назад, как и я.
– Я пришел сюда, потому что искал их, а искал затем, чтобы вернуть его. Он был украден у них – не мной, разумеется, – довольно давно, в Нессе.
– И ты собираешься вернуть его?
Судя по выражению лица, солдату в это не слишком-то верилось.
– Да. Со временем.
Солдат поднялся и оправил халат.
– Вижу, ты мне не веришь? – спросил я. – Ни единому слову?
– Когда я пришел к тебе, ты познакомил меня с соседями, с которыми разговорился, пока лежал здесь, – неспешно, словно бы взвешивая каждое слово, ответил он. – Ясное дело, я там, куда положили меня, тоже успел кое с кем познакомиться. Есть среди них один, не так уж серьезно раненный. Мальчишка еще, юнец из какого-то очень далекого отсюда поместья. Целыми днями сидит на койке, уткнувшись взглядом в пол.
– По дому тоскует? – догадался я.
Но солдат отрицательно покачал головой:
– У него было энергетическое оружие… Кто-то из соседей сказал – корсек. Ты с таким знаком?
– Не особенно.
– Корсеки одним лучом бьют вперед по прямой и в то же время еще двумя наискось, вправо и влево. Не так уж далеко, но, говорят, против массированных атак они очень хороши, и я в это вполне верю.
Умолкнув, он огляделся вокруг, не слушает ли кто нашей беседы, но в любом лазарете почитается делом чести не обращать никакого внимания на чужой разговор, иначе пациенты давным-давно перегрызлись бы меж собой насмерть.
– Вот его сотня под такую атаку и угодила. Большинство остальных дрогнули, побежали, но он остался на месте и позицию отстоял. Еще один человек рассказывал, что перед ним три стены трупов оказалось навалено. Должно быть, косил асциан, когда те взбирались наверх и прыгали на него, а потом отходил немного и начинал заново.
– Так его, наверное, медалью наградили и в звании повысили, – сказал я.
Возможно, горячка взялась за меня с новыми силами, а может, просто день выдался жарким, однако все тело сделалось липким от пота, да и дышать отчего-то стало тяжеловато.
– Нет, его отправили сюда. Я же сказал: он всего-навсего деревенский мальчишка. И в тот день убил больше народу, чем когда-либо видел – пока месяца два назад не отправился на военную службу. И до сих пор никак от этого не отойдет, а может, вообще никогда не оправится.
