Илса пристально посмотрела на него, потом наконец решилась.
– Я скажу тебе одно, мой король, и это будет правдой: как бы ни было тяжело леди Риане в Кемране, это место стало ей домом больше, чем когда-либо была Валла.
От этих слов ему стало теплее. Народ Кемрана действительно полюбил свою прекрасную молодую королеву. Вот только были у неё и недоброжелатели, с которыми он не знал пока, как разобраться до конца, чтобы при этом не навредить королевству.
«Так устал…»
– Илса, а остались ли у тебя те травы?
– Да, мой король. – Ведьма понимающе улыбнулась. – Я сделаю тебе отвар и принесу… – Она запнулась и вопросительно посмотрела на него.
– В наши покои, да. Я буду ждать её там утром. А когда моя королева проснётся – скажи ей, что завтрашний день я посвящу ей целиком, – мягко проговорил Вальтен, мысленно добавив: «Она нужна мне», но вслух сказав только: – Твой отвар дарит хорошие сны.
Илса поклонилась. Король кивнул ей и уже собрался уходить, но ведьма чуть коснулась его руки и прошептала:
– Будь осторожен. Не все, кто окружает тебя, любят тебя. Есть немало тех, кто пожелал бы, чтобы ты никогда не возвращался с войны.
Никогда не возвращался… Тогда он не успел вернуться вовремя…
«Он отдал вам Эльвейс. Я не отдам вам Риану…»
– Намного легче сразить врага на поле боя, – сказал Вальтен. – Каким бы я ни был хорошим воином, против этого врага мой клинок бессилен. Спасибо тебе, Илса. Я ценю верность.
– Моя верность отдана леди Риане, мой король.
– Тем лучше.
Когда позже Илса принесла ему отвар и долгожданный сон пришёл к нему, снилась ему не Эльвейс. Ему снилась Риана, которая умела петь и танцевать. Она кружилась в звёздном свете на поляне, где кру2гом росли грибы, а тонкие ветки образовывали тройные арки проходов сквозь Вуаль. Её танец был зовущим, мистичным, пронзающим сон земли, и за её спиной раскрыла крылья ночь. А когда она запела, тёмная река её голоса полилась вместе с кровью земной, и эта музыка сладко терзала сердце тоской о несбыточном.
XXI
Всё, что она узнала за последние ночи и день, переполняло её, требовало воплощения, осуществления. Подобно тому как закованная в плотину река требует широкого русла, чтобы разлиться и понести свои воды к морю, так её запечатанная сущность расправляла внутри спутанные крылья, скреблась о клетку запретов. До боли натягивались нити узора чар королевы-ведьмы Лиоры.
Тиллард заиграл музыку, которая девушке была незнакома. Морна задала ритм ритуального танца, закружилась в центре поляны, начиная движение магической спирали Силы. В мелодии было столько глубинной мощи, что она будила Риану, звала за собой. Когда Морна повелительно протянула руку и увлекла её в круг, девушка забыла о том, что в танце её ноги становились ногами калеки, неловко удерживающими вес тела. Спираль всё вращалась, и верховная жрица вела Риану по виткам, тянула за собой, вытягивая нить за нитью из плетения узора чар. И в какой-то миг крепкие сети поддались и расплелись, высвобождая скрытую волю. Ноги сами понесли её, и она закружилась, воспарила вместе со жрицей по спирали Силы.
А потом Морна затянула простую песню – монотонную, повторяющуюся в ритме танца.
– Пой, королева Кемрана! – приказала верховная жрица.
«Я не могу…» – привычно хотела сказать Риана, но другая часть её сущности отодвинула неловкость и смущение, силясь вырваться на свободу, силясь научить хрупкую плоть тому, что умела сама.
И Риана подчинилась своей скрытой воле, запела. Невидимые терновые путы привычно крепко стянули горло, и каждый звук вырывался с трудом сдавленным вороньем карканьем. Руки Морны танцевали в воздухе, продолжая вытягивать нить за нитью, искусно расплетая запутанный узор.
– Пой! – кричала она, ослабляя колючие тиски.
И в какой-то момент они вдруг натянулись и лопнули, и голос полился тёмной рекой, вливаясь в общую магию. Грудь пронзила, разорвала боль, когда впервые в жизни Риана сумела сделать полный свободный вдох. Сила бурлила в ней, вырываясь на поверхность, почти сводя с ума своей сладостью и желанностью. Внутри распахнулись крылья, спутанные прежде, и вдохнули ночь, вдохнули музыку волшебства. Она была собой привычной, и одновременно она была собой настоящей, словно сейчас царила одна из мистических ночей и истончилась Вуаль.
А потом пришли другие жрицы, и друиды, и ведьмы. Их было много на этой поляне… но так мало на целый Кемран. Они влились в ритуальный танец, слили свою волю воедино с желанием Рианы и Морны, вдыхая новую жизнь и Силу в каждое движение, в каждое слово. Спираль волшебства вращалась всё быстрее, щедро расплёскивая вокруг искры магии на истосковавшуюся землю.
Когда ритуальный танец завершился, девушка оглядела всех тех, кто ткал вместе с ней волшебство, и рассмеялась сквозь слёзы от немыслимого переполнявшего её счастья.
– Теперь ты свободна учиться жить с самой собой, быть самой собой, – проговорила Морна.
– Каждым своим шагом я буду благодарить вас за эту ночь, – ответила Риана, обращаясь к верховной жрице и к каждому из тех, кто окружал её сейчас.
Постепенно Сила угасала в ней, мягко сворачивалась внутри до поры до времени, но не уходила до конца на недосягаемую глубину. Девушка знала, что теперь ей достаточно было лишь протянуть руку – и всё то, что было присуще ей, но что предстояло заново осознать, будет ей доступно. Защита плоти стала более прозрачной и не могла уже скрывать её суть так хорошо, как прежде. Тиллард обещал научить её наводить особые чары, чтобы скрыть от враждебных взглядов поющее в её крови, во всём её существе дикое волшебство. Она научилась жить среди людей как человек, и это умение теперь могло сослужить ей хорошую службу.
На исходе ночи они вернулись, никем не замеченные. Илса рассказала королеве о позднем визите Вальтена, о том, что ей едва не пришлось принять облик девушки, если б король потребовал разбудить её. А уж что могло выйти из этого, лучше было и не представлять.
Её сердце забилось сильнее – не от осознания риска, а от тепла слов короля. Риана не стала дожидаться утра. Когда рассвет едва-едва позолотил город, она уже скользнула в объятия своего спящего супруга и забылась счастливым сном.
XXII
Они неспешно шли по каменистому пляжу, одному из самых любимых мест Рианы. Стреноженные кони паслись неподалёку. Вороной недобро косил на гнедого, ревнуя королеву, которая ему понравилась. Она вообще была единственным человеком, кроме самого Вальтена, который нравился своенравному красавцу. Гнедой из Валлы, уверенный в любви своей хозяйки, был настроен более философски, да и спорить за лидерство с боевым скакуном счёл неразумным, поэтому взглядов старательно не замечал.
