XLV
По приказу короля верные ему воины скрыли уход его и королевы, и никто не знал, что под защитой тёмных искристых крыльев ночи трое покинули спящую столицу. Илса не набрасывала на них чары, потому что – как они понимали теперь – это лишь привлекло бы внимание настроенных на её волшебство жрецов. Не заклинал их тропу и Лаэдр – только осенил их защитным знаком Отца и прошептал слова благословения со всей искренностью своего раскаяния. В остальном им пришлось полагаться на спасительную темноту, которая нынче защищала вернее всякого волшебства. Ночь набросила на них искристый полог, и сама кемранская земля, казалось, приглушала звук шагов и перестук копыт. Всё замерло в тревожном ожидании. Кемран чувствовал, как важно им было сегодня добраться до цели, и хранил их на этом пути.
Могучий вороной скакун нёс Вальтена и Риану. Стремя к стремени ехал с ними жрец, но не на своём коне, а на лошади одного из воинов короля. Капюшон плаща скрывал его лицо всё это время. Но едва ли его предательство осталось незамеченным Сотаром. Впрочем, собственная участь мало теперь заботила жреца, когда он впервые за долгое время поверил в то, что делал.
Остались позади город и тёмные скалы у шепчущего моря, и скрытые в ночи изумрудные холмы, и старый мост через смолистую реку. Под сенью деревьев королева прошептала что-то, и пара маленьких блуждающих огоньков вспыхнула под копытами лошадей, указывая путь к заветному спящему Месту Силы.
Сколько они ехали за голубыми блуждающими огнями, Лаэдр не знал, но места вдруг начали казаться ему смутно знакомыми.
«Но этого не может быть, – внутренне осёк себя жрец. – Древо скрылось, и пути к нему по эту сторону Вуали закрыты!»
– Здесь, – вдруг проговорила Риана, жестом указав на место, ничем особо не примечательное.
Вальтен и Лаэдр остановили коней. Когда король помог девушке спешиться, она разулась и ступила на холодную землю, безмолвно приветствуя её. Это напомнило жрецу о полузабытых ритуалах. Глядя на королеву-Подменыша сейчас, Лаэдр видел то давнее время, когда ещё пела земля печали, а жрицы Матери, и друиды, и ведьмы наравне со жрецами Отца проводили ритуалы чествования разных проявлений Мира.
Девушка взяла конец серебряной нити из клубка и опустила его на землю. Точно живой, он сам нырнул в глубину. Потом она подошла к Вальтену и вручила ему клубок, а часть нити передала Лаэдру. Нить замерцала ярче в руках короля, как будто именно для него была соткана. Впрочем, разве не его мечту она призвана была воплотить прежде всего?
– Я прошу вас, не выпускайте нить, что бы вы ни увидели, что бы вам ни пришлось делать, – тихо сказала королева, и ночь, плескавшаяся в лесных омутах её глаз, вторила ей. – Если вы отпустите – я не смогу вернуть вас на людскую грань Мира, как бы ни хотела. И тогда, едва ступив на эту землю снова, вы умрёте. Обещайте мне не отпускать!
– Обещаю, моя леди, – не колеблясь, проговорил Вальтен и крепче сжал нить.
А Лаэдр медлил. Ступить на Дорогу Ши, искупить вину да и остаться в туманах волшебства Фэйри – это было таким сильным искушением, что большого труда жрецу стоило побороть его. Но он должен был понести наказание вместе с Сотаром и своими братьями, а не бежать от него. Он должен был защитить от Сотара их королеву-Фэйри. И только напомнив себе об этом, Лаэдр сумел ответить:
– Обещаю, моя королева.
Она посмотрела на него так, словно понимала, чего ему стоили эти слова. А потом она отступила на шаг и начала танец, плавное пробуждение Силы. Она выпевала из ночи нить за нитью, а потом выплетала из них тропу сквозь Вуаль каждым взмахом своих летящих рук. Само звучание её тёмного целительного голоса притупляло застарелую боль, заставляло умирать то, что больше не имело значения. Милосердная ночь исцеляла раны, ожоги от ослепительного света, и мягкая тьма давала глазам отдых, чтобы они могли видеть ясно.
Прежде чем мерцающий жемчужный туман начал собираться вокруг них, наполняясь едва различимыми причудливыми силуэтами, Лаэдр украдкой посмотрел на короля. Поговаривали, Вальтен Завоеватель подпал под чары Фэйри, да жрецы и сами подпитывали эти слухи. Что ж, таким короля давно никто не видел, и определённо он был под властью чар – но совсем иных. Живая дышащая ночь отражалась в его потеплевших глазах и находила отклик в его забившемся с новой силой сердце. Он неотрывно смотрел на совершавшую свой ритуал королеву, и то, что исходило от него, не было только лишь упоением волшебства рождавшейся заново сказки.
– Идёмте со мной, – тихо позвала Риана, и её голос эхом пронёсся в сгущающемся тумане.
Вальтен понемногу начал разматывать клубок, следуя за девушкой, которая вела их вперёд, по видимой ею одной стезе. Сквозь прорехи в жемчужном клубящемся мерцании всё ещё можно было увидеть спящий лес. Но Лаэдр готов был поклясться, что видел не только лес. Тени псов прыгнули на тропу и полувидимым караулом следовали за ними, точно охраняя их от неведомой опасности. А на самой кромке зрения мелькала тёмная фигура всадника, сопровождавшего их.
Королева обернулась, убеждаясь, что Вальтен и Лаэдр шли за ней. Жрец уже не был уверен, кого он видел перед собой. Это была она и не она, и здесь человеческая плоть уже не в силах была скрыть поющую ночь дикого волшебства, заключённую в ней. Но потом всякие прочие мысли оставили Лаэдра, потому что он вдруг узнал землю, на которую они ступили. Он узнал бы её сквозь всё, как сильно ни угас её голос, как безнадёжно ни померкло её свечение.
Риана вдруг сбилась с шага и пошатнулась. Она упала бы, если б Вальтен не удержал её свободной рукой.
– Мне больно находиться здесь, но я удержу путь для вас открытым, – прошептала она, прижав ладонь к сердцу, точно пыталась усмирить нечто, пытавшее её изнутри. – Поспеши, мой лорд, прошу.
Король посмотрел на неё с тревогой, но подчинился – выпустил её руку и шагнул вперёд. А когда туман рассеялся рваными клочьями, они увидели перед собой помертвевшую чёрную землю и величественное Древо, согнувшееся под грузом непосильного бремени, но по-прежнему дарившее себя, всё, что осталось от него. Почти у самых корней копьё Радднира пронзало его могучий ствол, кровоточивший волшебством. Гордые ветви поникли, но по-прежнему пытались тянуться к невидимым дальним пределам, защищать своим благословением.
Глаза Вальтена распахнулись от изумления. Похоже, он до самого последнего мига не верил в то, что может увидеть здесь.
– Так это действительно не просто символ из легенды, – проговорил он, глядя на оживший символ своего королевства со смесью восторга, растерянности… и зарождавшейся ярости, могучей и очищающей, как весенняя гроза. – И рана не была символом… «Если оно засохнет, то из кемранской земли капля за каплей утечёт сама душа». Вы знали, что делали!
