Глава пятая. Казачья бригада
Поскольку багаж наш уехал на постоялый двор, я оказался налегке и мог заняться чем угодно. Разумный человек, конечно, озаботился бы поисками квартиры. Однако я с юности не претендовал на звание разумного человека – это было бы скучно и оскорбительно. Так что квартиру я оставил на потом (тем более, что всегда можно было переночевать на постоялом дворе), а сам двинулся к Русской императорской миссии. Меня ждал наш посланник и полномочный министр при персидском дворе Александр Александрович Мельников.
Плац Машк-Мейдан, где стояли казармы казачьей бригады, находился в так называемом европейском квартале. В этой части города располагались все дипломатические миссии, кроме русской. Та почему-то была размещена около базаров, в грязной азиатской части. Любой компатриот понял бы, что дело в скопидомности наших дипломатов, точнее, тех, кто их финансирует. Вероятно, миссию устроили тут, потому что норовили сэкономить на аренде. Не исключено, впрочем, что свою роль сыграла и вечная подозрительность, а также готовность видеть во всех врагов и держаться от них подальше. Вот почему я вынужден был миновать симпатичную европейскую часть города, лишь мельком на нее полюбовавшись. Впрочем, кое-что я все-таки увидел.
Улицы в европейском квартале оказались широкими, по бокам у них шли арыки с проточной водой, что в жару придавало пейзажу необыкновенное очарование. На улицах росли тутовники, с которых, судя по всему, бедняки невозбранно рвали ягоды и закусывали ими. Не знаю, как вам, но мне это показалось очень гуманным.
Пока я шел, встретил нескольких человек в мундирах, которые подметали улицы. Как ни странно, большой пыли они не поднимали. Вероятно, от того, что по вечерам все улицы здесь поливаются водой, чему позже я сам не раз был свидетелем. Тротуары выложены не плиткой, а булыжником. Выглядит это выразительно, хотя делает их не очень удобными для ходьбы и особенно – езды.
Во время прогулки я обратил внимание, что дома персидские по большей части беленые или просто серые и стоят как бы слепые – мало у какого окна выходят на улицу. Снаружи есть только двери со скобами, которыми и надо постучать, если хочешь войти. Впрочем, об этом обычае я уже знал – у домов не было окон на улицу, чтобы любопытные не заглядывали в гаремы, где хранились главные персидские сокровища – женщины. Женская часть дома, как мне поведала Ясмин, называется эндерун, и о ней много чего любопытного можно было бы порассказать. Но, пожалуй, не в этот раз.
По дороге мне встретилось несколько настоящих дворцов. О самом богатом из них я, не удержавшись, спросил у прохожего – не принадлежит ли он его величеству шахиншаху? Прохожий засмеялся и сказал, что дворец этот принадлежит полицеймейстеру. Откуда у полицеймейстера деньги на строительство дворцов, уточнять я не стал.
Вообще в этой части город очень презентабелен и любопытен, хотя, конечно, нет в нем ни парижского шика, ни венского разнообразия. Зато по Газовой улице проходит конка, и я едва удержал себя от соблазна на ней проехаться. Здесь же, на улицах, я увидел пару полицейских караулок. Сидящие возле них стражники проводили меня ленивым взглядом, продолжая курить непременный кальян. Позже мне говорили, что они обязаны отдавать честь своей шашкой разным значительным персонам. Очевидно, меня они за персону не посчитали.
Переходя из европейской части в персидскую, я наконец увидел подлинный шахский дворец. Точнее сказать, увидел высоченные стены, его окружавшие, поскольку сам дворец как раз за ними и прятался. Судя по всему, дворец занимает немалую площадь и является как бы городом в городе. Несколько секунд я боролся со страстным желанием попробовать проникнуть во дворец прямо сейчас, но здраво рассудил, что проникновение это мне вполне легально может устроить наш посланник. Для чего, собственно, я к нему и направлялся.
* * *
Описывать азиатскую часть города я не буду, зрелище это слишком неаппетитное. Скажу только, что разговор с посланником вышел короткий, но насыщенный.
– Я вижу, что человек вы ловкий и свое дело знаете – сказал мне Мельников. – Я устрою вам визит к повелителю, но дальше все зависит от вас. Вы непременно должны ему понравиться, иначе попасть во дворец второй раз вам будет нелегко.
– Чем же можно ему понравиться? – спросил я.
– Обратите его внимание на себя, пусть он запомнит вашу иностранную физиономию. Лучше всего, конечно, это сделать при помощи подарка. Но помните, что подарки для шаха – дело привычное, в том числе и самые дорогие. Так что ваш подарок должен быть необычайным.
– Необычайным, – повторил я. – Луну ему прикажете с неба достать?
– Лучше солнце, – серьезно отвечал посланник. – Впрочем, и луна подойдет, но при условии, что другой такой луны больше ни у кого нет.
От Мельникова я вышел несколько озадаченный, хотя и не сильно: был у меня для повелителя один сюрприз. Если он действительно поклонник прогресса, такой подарок шахиншах оценит непременно.
Переночевал я на постоялом дворе. Утром, завершив туалет, перекусил на скорую руку и отправился в казармы, на построение. Тут меня встретил известный мне уже унтер Калмыков и сообщил, что, во-первых, денщик мой чувствует себя гораздо лучше (не иначе, в рубашке родился), а господа офицеры все уже на местах. И действительно, на Машк-Мейдане уже выстроились все три полка казачьей бригады.
Полковник, заметив меня, кивком указал мне на правый фланг Второго полка, которым, как я понял, теперь я буду командовать. Калмыков неотступно следовал за мной.
Как еще давеча объяснил мне урядник, Первый полк набирался из мухаджиров – переселенцев с Кавказа – и считался образцовым. Правда, образцовым он мог считаться только по сравнению со Вторым, куда поступал на службу вообще кто угодно. Про другие персидские войска и речи нет – любой европейский командир пришел бы в ужас, если бы ему показали этих молодцов. Я, привыкший к железной выучке русских гвардейцев, крякнул, глядя на эту вольницу.
– Это еще что, это еще слава Богу, – шепнул мне Калмыков. – Видели бы вы их раньше.
Третий полк тоже состоял из мухаджиров и набран был всего года три назад. Но общее ощущение легкого беспорядка осеняло его так же, как и два первых. Больше всего, однако, меня поразило, что из 150 человек третьего полка несколько десятков были почтенными старцами, из которых мало что песок не сыпался, и ни к какой войне уже, конечно, негодными. Старцы эти персидские и стояли по-старчески, скорчившись и опершись кто на шашку, а кто просто на посох, как бы готовясь прямо тут и без предварительных условий отойти в лучший мир.
– Что здесь делают эти почтенные инвалиды? – поинтересовался я у Калмыкова.
Тот закряхтел, не зная, как отвечать, но потом махнул рукой и откровенно сказал, что старички попали в полк по протекции, в учениях обычно не участвуют, однако на построениях иногда бывают.
– По протекции? – удивился я. – Зачем старым людям такая протекция?
– Да вот, изволите видеть, история, – отвечал мне Калмыков, пока полковник не торопясь шел вдоль строя, оглядывая каждого военнослужащего, а некоторым и указывая на несообразности в одежде. – Они сюда попадают, потом ждут, пока в какой-нибудь торжественный день появится на параде шахиншах. Когда шах проходит мимо, они его окликают и клянчат себе воинские чины, говоря, что они еще отцу повелителя служили, а он их обходит чинами. Ну, дают им майоров или капитанов каких с положенным жалованьем, и они спокойно уходят домой, а ты думай, кто вместо них, случись чего, воевать будет.
