– Мне это все равно. Ты отдал деньги, ты их назад и заберешь.
Однако Ганцзалин разлился соловьем, описывая все прелести нашего нового жилища. Особенно он упирал на то, что оно, во-первых, расположено в чистой, европейской части города, а, во-вторых, совсем рядом с дворцом шаха.
– Ты полагаешь, мне придется ходить в гости к шаху каждый день? – спросил я его ядовито.
– Это будет ваша обязанность, – отвечал он со всей наглостью, отпущенной ему Буддой.
Я только головой покачал, и мы двинулись осматривать квартиру.
* * *
Жилище мне неожиданно понравилось. Оно было чистым, просторным, удобным и обставленным на европейский лад – настолько, насколько вообще перс может что-то обставить по-европейски.
Прежде, чем укладываться на ночь, я позвал Ганцзалина и сказал:
– Я же велел тебе выбросить яд, зачем же ты его оставил у себя? Ведь ты жизнью рисковал…
Секунду Ганцзалин смотрел на меня в недоумении, потом проговорил:
– Я не оставлял яд. Я закопал его.
Теперь уже настала моя очередь остолбенело глядеть на него. А откуда же взялась этикетка с надписью «цианид»?
– Я закопал яд, – упрямо повторил Ганцзалин.
– Хочешь сказать, что тебя отравили намеренно? Но кто и как?
На это Ганцзалин ответить не мог. Сказал только, что попробовал супа из солдатской миски, который налил ему повар, и очень скоро почувствовал себя нехорошо.
Картина происходящего менялась прямо на глазах. Видно, преследователи от нас не отступились, и теперь нужно быть начеку круглые сутки.
– Но для чего же убийца оставил этикетку? – удивился я. – Тебя спасло только то, что я знал, чем тебя отравили и какой антидот искать.
– Может, просто уронил? – не совсем уверенно предположил Ганцзалин. – Отклеилась, упала, он не заметил.
– Может, и не заметил – сказал я, хотя и не верю в такие случайности: они хороши лишь для криминальных романов в духе Эдгара По. – А, может быть, и не ронял, а специально оставил.
– Думаете, не хотели убивать? – догадался Ганцзалин. – Думаете, хотели просто припугнуть?
– Не исключено, – отвечал я мрачно. – Меня больше волнует другое: кто этот загадочный отравитель и почему он действует так непоследовательно?
Ганцзалин некоторое время угрюмо молчал, затем выдал очередную чепуху:
– Молись да крестись – тут тебе и аминь!
Я посмотрел на него иронически.
– Я вижу, ты разуверился в моих способностях? Конечно, мы в чужой стороне, у нас нет никаких полномочий и вести расследование в таком положении довольно трудно. Трудно, но не безнадежно. Скажу тебе, друг Газолин, что детективное дело подобно шахматам. Бывают партии простые, бывают сложные. Но в расследовании, как в шахматах, есть свои правила. Первое – сначала рассматривать самые простые и очевидные варианты, то есть шахи, взятия и нападения. Нападение у нас уже состоялось: ты отравился после того, как тебя накормил повар. Значит, поваром и займемся с утра пораньше. Ставлю девять из десяти, что отравитель именно он. И он же приведет нас к заказчикам преступления. А теперь спать!
Глава шестая. Орден убийц
Назавтра я встал пораньше, чтобы успеть с утра переговорить с поваром в казармах. Но как ни рано я появился на службе, полковник Караваев уже был на месте. Он встретил меня возле фонтана с видом крайне мрачным и лишь кивнул головой на мое приветствие.
– Что-то случилось? – спросил я его.
– Случилось, – отвечал Караваев. – Повара утром нашли в петле.
Секунду я еще надеялся, что, может быть, это не тот повар, с которым я собирался поговорить, но полковник меня разуверил: повар был именно тот. Я только головой покачал – гримаса судьбы, иначе не скажешь.
– Самоубийство? – спросил я.
– Бог его знает, – отвечал Караваев. – Выглядит именно так, но… Самоубийство для мусульман – великий грех. Да и с чего вдруг ему накладывать на себя руки? Каковы, так сказать, причины?
И он опять крайне хмуро посмотрел на меня. Я поднял брови.
– Вы, кажется, меня в чем-то подозреваете, господин полковник?
– Ни в чем я вас не подозреваю, – отрезал тот. – Но поймите и вы меня. В первый же день, как вы приехали, у нас в казармах отравился ваш денщик. Через день повара, который, возможно, причастен к его отравлению, находят повешенным.
Я пожал плечами.
– Вы думаете, эти два события как-то связаны?
– Именно, – отвечал полковник, поворачиваясь ко мне спиной и мрачно оглядывая двери мастерских. – Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы видеть эту связь.
– Может быть, по-вашему, это я убил повара? Так сказать, из соображений мести…
– Я такого не говорил.
Мы помолчали.
– Черт с ним, с поваром, в конце-то концов… – снова заговорил Караваев. – Но с тех пор, как вы приехали, в бригаде творится какой-то первобытный хаос.
Настроение полковника было понятно: мне самому этот хаос не нравился совершенно. Я спросил, могу ли я посмотреть на покойного.
– Зачем это, – через плечо покосился полковник, – любопытство заело?
Я сказал, что есть основания полагать, что вся эта история направлена лично против меня.
– И что вам даст осмотр трупа? – поинтересовался полковник.
– Можно будет хотя бы понять, самоубийство ли это или что-то иное…
– Да я вам и так скажу, что никакое это не самоубийство, без всякого осмотра. А, впрочем, как хотите.
Караваев махнул рукой и указал на караулку, где, ожидая местного прозектора, лежало тело бедняги повара. Даже беглого осмотра трупа было достаточно, чтобы версия о самоубийстве отпала, как несостоятельная. Всюду имелись следы насилия. На предплечьях у покойного были синяки – видимо, его удерживали за руки. Странгуляционная полоса казалась слишком широкой для веревки: значит, душили руками. Крылья носа оказались исчерканы царапинами. Я заглянул покойнику в рот – там зияла лунка от свежевыбитого зуба и нитки: видимо, чтобы он не кричал, ему зажали нос и забили в рот кляп. Я ощупал голову – на затылке вздулась изрядная шишка.
– Ну, кое-что проясняется, – заметил я.
– Что проясняется? – спросил полковник, несколько брезгливо наблюдавший за моими манипуляциями.
– Ну, во-первых, это, конечно, убийство.
При этих словах Караваев дернулся, хотя раньше как будто и сам так считал. Я привел ему свои резоны, он не спорил, только глядел угрюмо. Очевидно, убийц было как минимум двое, а то и трое – в противном случае они бы не справились без шума: повар защищался изо всех сил. Видимо, его оглушили ударом сзади, и он потерял сознание. Затем несчастному вставили в рот кляп – (нитки от него я обнаружил во рту) и стали запихивать в петлю. Он пришел в себя и начал сопротивляться. Его пришлось удерживать, отсюда и синяки на руках. В конце концов, его придушили руками, следы от которых остались на шее, а потом повесили. Впрочем, все это было важно скорее для меня: теперь я мог быть уверен, что мой преследователь действует не один.
