И я отправился на квартиру штабс-ротмистра. На пороге меня встретил строгий урядник Третьего полка, которым командовал Б., Исай Мещеряков.
– Здорово, Исай – сказал я ему.
– Желаю здравствовать, ваше высокоблагородие! – вытянулся Исай.
– Как там наш штабс-ротмистр поживает?
– Живет, что ему сделается. Вот только пускать никого к нему не велено, потому – домашний арест.
Тут из комнаты раздался крик Б.: кого там еще черт принес?! Исай отвечал, что это его высокоблагородие господин ротмистр припожаловали. Спустя пару секунд на пороге появился наш Плутарх собственной персоной.
– Нестор! – завопил он во весь голос. – Что же ты стоишь, заходи!
Я сказал, что рад бы войти, но Исай меня не пускает.
– Что? Это как не пускает?! Моего лучшего друга, моего Нестора, не пускать на порог? – и Б. воззрился на урядника самым ужасным образом или, как он это называл, употребил «взгляд горгоны». По его словам, взгляд этот неотразимо действует на юных барышень, а также на нижние чины.
Исай под взглядом горгоны стал смущенно топтаться и наконец объявил, что хоть и не велено пускать никого, но господину ротмистру, конечно, дозволительно. Штабс-ротмистр затащил меня в квартиру и буквально впихнул в кресло.
– Ну, рассказывай, какие новости? – потребовал он.
– Да все новости только с тобой и связаны, – отвечал я. – Ты у нас сегодня главная новость.
– Да, – засмеялся он, – может, даже фотографию мою дадут в «Экó де Пéрс». Страшный русский казак умыкает осквернителя из убежища, чтобы порубить его на кебаб.
На мой вопрос, как он тут, только отмахнулся – прекрасно. Жду, когда лишат эполетов и отправят домой. Разговор с полковником у них состоялся еще вчера.
– Поверишь ли, поначалу думал, он мне живьем голову откусит. Но нет, был на удивление спокоен, как будто заранее знал, что случится. Только спросил: вы, господин поручик, осознаете ли все последствия вашей эскапады?
– А ты что?
– А я говорю: сознаю, конечно. Теперь, господин полковник, шпицрутены, каторга, Сибирь, виселица. Он поморщился и сказал, что лучше бы я юмор свой по назначению употреблял. Но, опять же, не злобился, не кричал. Из чего делаю вывод, что уволят меня из бригады и отправят сизым голубем на родину, в имение, яровые да озимые взращивать. А я и рад больше жизни, меня там Полина ждет, соседского помещика дочка – я тебе про нее говорил уже. Все, брат, погуляли, хватит, пора и остепениться. Женюсь, заведу детишек, после обеда буду читать журнал «Русский инвалид».
– А как же Европа, Париж?
– А женитьба Парижу не помеха. Собрал урожай, продал – да и в Париж!
И он захохотал во весь голос.
– А полковник не спрашивал, зачем ты всю эту катавасию устроил?
– Спрашивал, а как же. А я ему: изволите видеть, стало мне жалко осквернителя. Все-таки соотечественник, компатриот, хоть и прищуренный слегка. Да и что он такого натворил, говорю? В гарем залез? Эка невидаль! Вы сами, говорю, господин полковник, неужели молодым не были, к барышням в окно не лазили?
– А он чего?
– А ничего. Плюнул да и велел меня под домашний арест поместить.
В конце концов, от штабс-ротмистра вышел я с легким сердцем. Кажется, с Б. все утряслось как нельзя лучше.
Когда я вернулся в казармы, Калмыков сообщил мне, что меня желает видеть полковник. Ну, что ж, желает, так желает. Я отправился к полковнику.
– Явились наконец – сказал он хмуро. – Поди, уже и с Плутархом своим повидались?
– Если вы про штабс-ротмистра, то он под домашним арестом, к нему никого не пускают.
Караваев поморщился.
– Что-то вы уж в каждой мелочи изволите запираться. Если спросить, вращается ли Земля вокруг Солнца, и то, наверное, начнете отрицать. Ну да ладно. Я вот что хотел у вас выяснить: не собираетесь ли вы вернуться к службе? А то у меня на три полка теперь один старший офицер.
– А нужно ли больше? – спросил я его задушевно. – Все равно до осени бригада неполная будет. Если собрать всю наличность, меньше полка наберется. Урядники вполне справятся.
– Это вы капризничаете, или у вас серьезная причина? – спросил полковник.
– Серьезнее некуда – сказал я. – Бог даст, скоро все сами узнаете.
Караваев посмотрел на меня пронзительно.
– Будь моя воля, я бы вас никуда не отпустил. И поставил бы вас на место не то, что офицера, а урядника. К сожалению, посланник велел пока оставить вас в покое. Что ж, подождем более удобного момента.
С этими словами полковник отпустил меня на все четыре стороны.
Глава двенадцатая. Угрозы эндеруна
Дни шли за днями, но ничего ровным счетом не происходило. Б. отправили в Россию, шум, поднятый похищением Ганцзалина, постепенно стих. Впрочем, скучать мне не приходилось – рядом была Элен. Однако я ждал событий. И я их дождался.
Как-то утром я купил «Экó де Пéрс», развернул и замер. На второй полосе красовалось сообщение о том, что туркменские племена имели наглость перейти границу и дерзостно напасть на мирных скотоводов и землепашцев, находящихся на персидской стороне.
«Ага, – сказал я себе, – Ганцзалин зря времени не теряет». И отправился во дворец.
Шах сидел у себя темнее тучи. Когда ему доложили о моем приходе, он даже не пожелал выходить. Но я знал, что это недолго продлится. Если он не потребовал казнить меня сразу, рано или поздно непременно сменит гнев на милость. И, действительно, спустя минут десять меня провели прямо к нему в опочивальню, где я уже бывал во время нашего славного расследования пропажи фоторужья. Шах сидел прямо на полу, на подушках и смотрел в пол. С минуту я стоял возле двери навытяжку, пока наконец он не соизволил поднять на меня глаза.
– Предатель, – сказал он. – Все русские – предатели.
– Ваше величество знает, что я жизнь за вас отдам, – отвечал я.
– Жизнь? – он хмыкнул. – Где ты был все эти дни, когда мне так нужна была твоя помощь и поддержка?
– Я ротмистр Персидской казачьей бригады, у меня есть служебные обязанности… – начал было я, но он только рукой махнул.
– Не ври мне – сказал он. – Ты не появляешься там неделями. Думаешь, я ничего не знаю про твою английскую мадемуазель?
Я наклонил голову, сделав самый покаянный вид.
– Я мужчина, а мужчина нуждается в женщине. Кому как не вам знать это, ваше величество.
Он заулыбался и погрозил мне пальцем, потом опять помрачнел.
– Мои пограничники с туркменами ничего сделать не могут – сказал он. – Регулярная армия недалеко от них ушла. Могла бы помочь ваша казачья бригада, но русский посланник упирается. Ваш белый царь не хочет ссориться с туркменами. Их только что присоединили к России, если бригада выйдет против них, получится, что русские воюют сами с собой. Нет, говорит ваш посланник, это никак невозможно. И вот я, великий государь, тень Аллаха на земле, не властен даже над своей собственной границей.
