– То есть британцев? – уточнил я.
Ясмин нетерпеливо топнула ножкой: как же я не вижу самых простых вещей? Или я совсем не дорожу своей жизнью?
– Это не важно, – отвечал я, – гораздо интереснее, почему вы называете Зили-султана наследником, когда наследник Мозафареддин?
– Эндерун так не считает. Законным наследником эндерун видит Зили-султана.
– Вы же сами говорили, что эндерун разделен.
– Говорила. Но наибольшая и самая влиятельная часть эндеруна считает именно так. И вам надо прислушаться к ее мнению, если вы хотите дожить до старости.
Некоторое время я размышлял, потом взглянул на Ясмин.
– Спасибо за предупреждение – сказал я, – постараюсь быть осторожнее.
Она не дослушала меня, заговорила быстро, горячо.
– Вы не осознаете всей серьезности положения. Кто идет против эндеруна, тот обречен. Вас может зарезать ножом религиозный фанатик. Или затоптать лошадь, которая внезапно понесла. Вы можете погибнуть на охоте от случайного выстрела. На вас может упасть кирпич с крыши. Вы пойдете на прогулку в горы и свалитесь в пропасть…
– Я не хожу на прогулку в горы, – прервал ее я.
– С того света вам будет трудно это доказать, – с досады она начала кусать губы. – Прошу вас, Нестор, отступитесь. Это моя личная просьба. Отступитесь, умоляю вас!
Она говорила с таким жаром, что я заколебался.
– Но что я могу поделать теперь, шах ведь уже принял решение.
– Придумайте что-нибудь. Разубедите его. Ваше слово много для него значит. Используйте все ваше влияние, речь идет о жизни и смерти.
Я пообещал ей что-нибудь придумать и полез вон из кареты. Когда я уже ступил на землю, она отдернула занавеску на двери и сказала мне в спину негромко, но очень весомо:
– Эндерун способен на все. Если вы не покоритесь, его гнев падет на близких вам людей…
Я повернулся и взглянул на нее. Банальные угрозы сменились шантажом?
– А она красива, ваша англичанка – сказала Ясмин, с непонятной ненавистью сузив глаза. – Будет жалко, если ее изуродуют. Правда, умирать тогда будет легче – не так обидно…
Она стукнула в стенку экипажа, кучер дернул вожжи, и карета быстро поехала прочь, грохоча колесами по булыжникам. Я же остался стоять на мостовой в глубокой задумчивости.
Неважно, на чьей стороне выступает Ясмин, но предупреждение звучало пугающе. Нет, я не боялся персов, они слишком ленивы, чтобы быть хорошими убийцами, а плохому до меня не дотянуться. Но в стране жили и почти дикие племена, где полно было сорви-голов, за хорошие деньги способных убить не только русского офицера, но и самого шахиншаха. Однако хуже всего, что они нащупали мое слабое место. Пока Элен рядом, я скован по рукам и ногам. Конечно, я не могу ей все рассказать. Значит, ее нужно увезти – и лучше всего за границу, в ту же самую Англию, например. Или в Париж. Какая женщина откажется от того, чтобы поехать в Париж?
* * *
В дом я вошел с чрезвычайно мрачным видом, даже не пытаясь скрыть свою озабоченность. Элен сидела на диване, подобрав ноги, и насмешливо глядела на меня.
– О, – сказала она, – какая необыкновенная суровость! Это твоя мадемуазель тебя так огорчила?
– Она не моя мадемуазель, у нас деловые отношения, – отрезал я.
– Хотела бы я взглянуть на эти отношения поближе, – Элен прищурила глаза и водила взглядом по мне, как бы выцеливая, куда лучше выстрелить.
– Перестань ерничать – сказал я, – дело очень серьезное.
Элен немедленно заявила, что любит серьезные дела, и предложила мне открыть шампанское. Мне, однако, было не до радостей жизни. Я рассказал ей, что мое положение любимца шахиншаха снискало мне множество влиятельных врагов. И вот теперь враги взялись за меня всерьез.
– Они обещали тебя убить? – подняла брови Элен.
– Нет. Они обещали убить тебя.
На некоторое время воцарилось молчание. Мне тяжело было говорить такое Элен, но я должен был напугать ее так, чтобы она согласилась уехать.
Секунды текли на удивление медленно. Наконец Элен тряхнула головой и улыбнулась.
– О чем ты говоришь, Нестор? Кто тут посмеет поднять руку на британскую подданную?
Боже мой… Меня всегда поражало чванство англичан, их убежденность в том, что если даже самому ничтожному из них причинят хоть малейший вред, то вся королевская конница и вся королевская рать немедленно объявят обидчику войну. Вот что значит империя, над которой не заходит солнце! С другой стороны, Россия – тоже ведь империя не из последних. Так почему же мы не имеем такой уверенности, как англичане? Скорее напротив, мы совершенно уверены, что случись чего, расхлебывать любую кашу нам придется самим… Почему? Тайна сия велика есть. Велика и обширна, примерно как и само отечество наше богоспасаемое.
Так или иначе кавалерийский натиск не удался, пришлось вести осаду по всем правилам. Я был чрезвычайно убедителен, приводил неопровержимые аргументы, я даже прикрикнул пару раз на Элен – но она оставалась совершенно спокойной, только посоветовала мне лечиться электричеством, поскольку служба у шаха совершенно расшатала мои нервы.
Пришлось отступить – как минимум, на время. Ничего, думал я, твоя храбрость – до первого серьезного испуга. Впрочем, я совершенно не хотел, чтобы Элен кто-то напугал, хоть серьезно, хоть в шутку. Именно поэтому остаток вечера я был так озабочен, что даже Элен меня пожалела.
– Милый, – сказала она, – по-моему, ты не того боишься. Здесь, в Персии, надо бояться не врагов, а доброжелателей.
Я удивился: что она имеет в виду?
– Очень просто, – продолжала Элен. – Подумай сам, кто такая эта персидская барышня? Откуда она взялась и с какой стати тебя оберегает?
Разумеется, я не стал объяснять Элен, откуда взялась Ясмин, потому что это был именно тот случай, когда во многом знании заключено много печали и меньше знаешь – крепче спишь. Однако заверил ее, что Ясмин – человек надежный, проверенный, многим мне обязана и ничего, кроме добра, мне не желает.
– Позволь, я объясню тебе положение вещей, о мой наивный младенец, – усмехнулась Элен, – Когда женщина говорит, что она желает мужчине только добра, это значит, что она просто желает как можно скорее им завладеть. Потому что только это, с ее точки зрения, и может считаться добром.
На это я пробормотал, что у нее мания. Не такое уж я сокровище, чтобы все женщины на свете желали мной овладеть.
– А всем и не нужно, – очаровательно улыбнулась она. – Достаточно, чтобы тебя возжелала одна – и ты уже пропал навек.
Услышав такое, я невольно подумал, что же будет с человеком, которого возжелают сразу несколько женщин, как, скажем, нашего шахиншаха. Должно быть, его просто разорвут на клочки. Но нет, Насер ад-Дин жив, здоров и сравнительно благополучен. Так, может быть, когда речь идет сразу о нескольких женщинах, претендующих на одного мужчину, они нейтрализуют усилия друг друга?
