У ворот в конце пакгауза Кравченко что-то переливал из огромной стеклянной бутыли в ведро. Пластуны перезаряжали оружие около вагонеток.
Биля загнал пулю в ствол и спросил:
– Готово ли?
– Да, в самый раз будет, – ответил ему Кравченко, схватил ведро и забежал в одно из помещений пакгауза.
Биля склонился над вагонеткой, быстро укладывал что-то внутри ее.
У входа на склад теперь были слышны командирские свистки и гул накапливающихся сил противника. Зажужжали пули, расщепляющие доски перегородок.
Кравченко бежал обратно уже без ведра.
– С богом, Григорий Яковлевич! – крикнул он есаулу.
Тот легко, как пушинку, поднял огромную кувалду и двумя ударами разнес ворот, устроенный на чугунке. Набирая ход, по естественному уклону вниз, к дверям склада, покатилась вереница вагонеток.
Англичане под командой Ньюкомба уже осторожно подходили к самым воротам, когда услышали какой-то грохот. Ньюкомб посмотрел на рельсы и убедился в том, что они мелко дрожали. Он остановился, сделал полшага вправо и бросил взгляд внутрь пакгауза. Лицо его изменилось.
– Назад! – крикнул он, но было поздно.
Из дверей показались несущиеся вагонетки. Они сбили с ног и перекалечили с десяток англичан, а потом шагах в тридцати от пакгауза ударились о завал. Здесь на рельсы были положены бревна и большие камни. Вагонетки взгромоздились одна на другую, стали заваливаться набок.
Последняя из них, над которой колдовал Биля, накренилась, но не упала. Над ней показался легкий дымок. Англичане снова прихлынули к полотну железной дороги. В это время вагонетка все-таки завалилась набок, и из нее выкатились ручные гранаты с догорающими трубками.
Раздался свисток Ньюкомба, а затем и его крик:
– Назад, черт вас побери!
Но он опоздал. Гранаты одна за одной стали взрываться в самой гуще англичан, которые запоздало разбегались в разные стороны, получая осколки в спину.
Пластуны уже уходили в пролом, пробитый ими в стене за воротом, когда Биля услышал крик Ньюкомба. Он сначала замер в проходе так, что Кравченко натолкнулся на него, потом развернулся и, на ходу примыкая штык к штуцеру, бросился на этот голос.
– Куда? – только и успел крикнуть Кравченко.
Лицо Били было перекошено, штуцер с примкнутым штыком он держал в одной руке. Вслед за ним мимо пробежал Даниил с пистолетом в руке.
К пакгаузу на рысях подходила английская конная батарея. Лошади, помахивая хвостами, тащили за собой двадцатичетырехфунтовые орудия. Упряжки заложили дугу. Стволы пушек развернулись к дверям пакгауза.
Кравченко догнал Билю у входа, когда тот уже увидел Ньюкомба. Пластун упал на спину есаула как волкодав и с неожиданной для него силой всем своим весом прижал его к земле. Ошеломленный Даниил едва успел отскочить в сторону.
Кравченко тоже увидел Ньюкомба и теперь понимал, в чем дело.
– Что ж ты делаешь? Все дело загубишь! – яростно прошипел он в ухо Биле.
На другой стороне, у пролома, Вернигора и Чиж тоже не сразу поняли, что им делать. Они оказались лицом к лицу с новым отрядом англичан, подошедшим с тыла. Вернигора осадил одного из пехотинцев прикладом, выстрелил и бросился обратно в пролом. Чиж дважды пальнул из револьвера и тоже прыгнул обратно, внутрь пакгауза. Оттуда он еще дважды выстрелил, и англичане подались обратно. Чиж и Вернигора побежали по рельсам в другую сторону, к воротам.
– Отрезали нас, туда не пройдем, – бросил Вернигора, занимая позицию у дверей.
Чиж на другой стороне уже водил стволом штуцера, выбирая цель.
Кравченко отпустил Билю. Тот, тяжело дыша, поднялся на колено, пришел в себя и поглядел вперед, оценивая обстановку.
Английская пушка смотрела теперь прямо в двери пакгауза. В ее ствол пушкарь досылал банником картуш с картечью.
Пластуны лежали неподвижно. Их тела и нервы были напряжены до предела.
– Сухопарый гад на мушке у меня, – сказал Чиж.
– Примкнуть штыки! – раздалась команда Били.
Чиж сплюнул, завалился на бок и снял с пояса клинок. Вернигора уже примыкал такой же к своему штуцеру.
– Держись меня! – бросил он Даниилу.
Атака пластунов была ошеломляюще быстрой. Прислуга орудия повалилась сразу. Звуки выстрелов уже догоняли падение тел. Казаки расчистили себе путь в короткой штыковой атаке, оставили за собой с десяток трупов, ушли вверх и влево за склон. Этот скоротечный бой занял не больше пяти секунд.
– За ними! – крикнул Ньюкомб.
Но никто уже не торопился выполнить эту команду.
К Ньюкомбу подошел сержант и почтительно остановился поодаль.
– В лес, за этими дьяволами?! Сэр, вы какого полка будете? Я что-то вас не узнаю, – мрачно сказал он, поглядывая на трупы и раненых.
Пластуны лежали теперь за гребнем горы. Даниил кашлял от усталости, и Вернигора зажимал ему рот.
– Не закончили мы свои дела, – отдышавшись, сказал Кравченко.
– Даст бог, твоих подарочков им хватит, – ответил на это Биля.
– А ежели нет? На счастливый случай теперь будем надеяться? Ворот этот они за два дня обратно к месту поставят, да и вся недолга! Весь припас у них цел будет! Не ожидал я от тебя такого, Яковлевич! Ты кровную месть черкесам оставь! Пусть они ею занимаются. Да и про пароход этот забудь!
– Осталось у тебя еще чего?
– Да уж не без того!
– Вишь ты, а пароход наш уплыл без этого, стало быть, сухопарого поганца. Морда у него мерзкая, прямо как у борзой собаки, – меланхолично заметил Чиж.
– Так и загрыз бы его! – отозвался на это Вернигора.
– Чтоб я этого и не слыхал более от вас! – грозно сказал Кравченко. – Сейчас мы назад вертаемся, будем палить их интендантство. Так ведь, есаул?
Биля согласно кивнул и сказал:
– Но подходить не станем. Их там теперь как шершней набралось. Слышите, гудят-то как!
2
Англичане осторожно вступали на склад. Одну за одной они медленно открывали двери, недоверчиво осматривали тюки и ядра, лежащие горой. Ближе к концу пакгауза солдаты шли уже смелее, и тут грянул залп трех винтовок, связанных между собой. Заработали и другие подарки Кравченко. Рухнули с высоты ведро с керосином и горящая свеча.
Запылавший факелом англичанин замахал руками и упал на тюки с паклей и хлопком, по которым уже текла горящая дорожка. Еще двое по накату пола, политому маслом, заскользили к стене, из которой торчали сломанные сабельные клинки.
Вернигора широко размахнулся и кинул камень, обернутый промасленной и пропитанной селитрой тканью. Она была уже подожжена, и огонь тут же, прямо на лету охватил весь снаряд.
