– Лучше отправьте кого-нибудь за подмогой. Они здесь, мы достали их.
В это время раздался заливистый лай собак, снова взявших след.
На открытом месте перед горой пластуны быстро заложили две петли диаметром саженей в сто, которые посередине сомкнулись в восьмерку. Чиж шел последним и что-то сыпал за собой.
Даниил обернулся, посмотрел на него.
– Морду прямо держи! Табак это, – сказал ему Чиж.
Пластуны подбежали к скалам и быстро поднялись по их уступам. Скрывшись за гребнем, они сели на землю и начали переобуваться. У каждого в заплечном мешке были запасная пара обуви и свежие портянки.
– Солнышко поднялось, жара собачий нос сушит. Уйдем, – сказал Чиж, одним движением заматывая портянку.
Даниил посмотрел на свои ноги.
Вернигора достал из мешка чистые портянки, кинул их Даниилу и сказал:
– Чувяки свои мне давай, а ноги обвяжи. Умеешь?
– Умею, – ответил Даниил.
Биля приподнялся и посмотрел в сторону реки. В лесу, который разрезала река, взлетали потревоженные птицы.
Пластуны, на ходу убирая обувь в мешки, быстро уходили за гребнем скал в тыл преследователям.
На равнине собаки начали плутать, раз за разом закладывали все ту же восьмерку. Один из псов виновато подполз на брюхе к Ньюкомбу. Тот выхватил саблю, размахнулся и с холодной яростью дважды ударил мастифа плашмя. Тот взвыл, но только плотнее прижался к каменистой земле.
Биля привалился к стволу дерева, поднял штуцер, прикинул расстояние. До Ньюкомба и красной цепи англичан отсюда было около шестисот шагов.
– Достанешь его? – спросил он Вернигору.
– Могу, – оценив расстояние и немного подумав, ответил тот.
– Этот гад еще и собаку истязает. А что она ему сделала? – заметил Чиж.
Вернигора осмотрелся, сдвинулся в сторону, раскрыл сошки штуцера и стал занимать позицию.
– Гриша, мы дальше не уйдем. Ты вот сюда глянь, – сказал Кравченко и повел рукой в сторону Даниила.
Тот лежал на спине в глубоком обмороке.
Вернигора готовился к выстрелу. Солнце теперь светило прямо из-за его спины, отчего силуэты англичан смотрелись на фоне леса четко, как на гравюре. Пластун послюнявил палец и поднял его над головой, ловя направление ветра. Он опустил руку, быстро достал из кармана чистейший шелковый платочек, поднял его и расположил по ветру. Платок легонько заплясал и тут же сник. Вернигора прижал щеку к прикладу, приложился поудобнее и повел стволом, беря поправку на ветер.
Ньюкомба теперь окружали пехотинцы. Они размахивали руками, видимо, о чем-то спорили, переходя с места на место. Но сам Ньюкомб стоял хорошо, неподвижно. Его длинная фигура как влитая ложилась в прицел. Вернигора вынес ствол штуцера на три корпуса правее Ньюкомба.
– Срежем мы его, а дальше что? – недовольно спросил Кравченко.
– Остальные разбегутся, – ответил Биля.
Вернигора уже взвел курок, когда из леса показались первые шеренги новой английской колонны.
– Отставить, Емельян! – проскрежетал Биля.
3
Англия, Дувр
Большой лист плотной бумаги уже был украшен несколькими рисунками птиц. Сейчас Кэтрин цветной тушью выводила на нем характерную желтую грудку щегла. Попугая ара, малиновку и цаплю она изобразила мастерски. Простыми линиями и пятнами были очень точно схвачены не только характерный абрис и цветовая гамма каждой породы. У любой птицы на этих рисунках был свой характер.
На краю стола закипал на спиртовке небольшой чайник. На серебряном подносе стояли чашки и вазочки с вареньем.
В гостиную молодцевато вошел Слейтер. Сегодня он был при параде, его обычный строгий наряд протестанта украшал цветной шейный платок.
Кэтрин встала, протянула ему руку и сказала:
– Я рада вас снова видеть в Лондоне, мистер Слейтер!
Тот старался быть галантным и даже поцеловал руку Кэтрин, что для нее явилось большой неожиданностью. Она даже слегка отдернула ладонь.
– Вы дичитесь меня? – спросил Слейтер с улыбкой, совершенно не идущей ему.
– Нет, что вы. Просто вы застали меня за рисованием, и я побоялась накормить вас китайской тушью. Прошу вас, садитесь! Хотите чаю?
– Пожалуй. Да, в Лондоне я редкий гость. Но Британия, как известно, правит морями, и место настоящего англичанина именно там.
Кэтрин принялась разливать чай и спросила:
– Хотите немного варенья? Вот это прекрасное, из лепестков роз Шираза.
– Да, Персия – это богатый и очень удачно расположенный край. Сами тамошние жители часто называют свою родину Гулистан – страна роз.
– Расскажите мне скорее, как там Генри?
– Ах да, простите! – Слейтер достал из кармана конверт и передал его Кэтрин. – Это его письмо к вам. Я оставил мистера Ньюкомба в добром здравии, хотя в несколько беспокойном состоянии духа.
Кэтрин взяла письмо, вспыхнула от нетерпения прочесть его, но спокойно положила на край стола и сказала:
– Вы можете быть со мной откровенны. С ним что-то случилось?
– Насколько мне известно, мисс Кортни, вы в курсе его дел. Министерство ему отказало.
– Пока еще не окончательно.
– Уверяю вас, оно откажет.
– Почему вы так думаете?
– Да потому, что мистер Ньюкомб – одиночка. Его изобретение способно затронуть интересы очень многих весьма могущественных лиц.
– Вы же можете ему помочь, не так ли?
– Мистер Ньюкомб не любит, когда ему помогают. По счастью, почти все его долги сосредоточены в одних руках. Это хотя бы страхует его от неожиданной катастрофы. Сейчас он уповает на клад генуэзского купца, за которым гоняется уже без малого десять лет. К несчастью, не так давно мистер Ньюкомб потерял основную нить, ведущую его к этим деньгам. Я же полагаю, что это был, есть и будет фантом. Поэтому катастрофа рано или поздно неизбежна.
– Но ведь его векселя у вас. Я права?
– Да. Я весьма расположен к мистеру Ньюкомбу и к вам, но не смогу бесконечно ждать. Если только…
– Говорите же!
– Вы могли бы помочь ему.
– Я? Но как? Я делаю все возможное, готова отдать ему все, что у меня есть.
– Этого будет мало. Вы оба окажетесь разорены и изгнаны из приличного общества. – Слейтер бросил взгляд на рисунки Кэтрин и спросил: – Вы знаете персидскую легенду о розе и соловье? Я расскажу вам ее! Однажды к Всевышнему явились цветы с просьбой назначить им нового повелителя вместо лотоса. Тот был самым красивым, но крепко засыпал ночью и не выполнял свои обязанности. Бог благосклонно выслушал их, внял просьбе и дал им правительницей белую розу. Соловей увидел эту чудную новую царицу цветов. Он был так пленен прелестью розы, что в восторге прижал ее к своей груди. Но острые шипы, как кинжалы, вонзились ему в сердце. Теплая алая кровь брызнула из груди несчастного соловья и оросила лепестки. Персидское сказание говорит, что с тех самых пор лепестки розы и окрашены цветом крови.
