Джо и Робби, те самые пехотинцы, которые подняли на набережной Балаклавы раненого Слейтера, по доброй английской традиции наливались элем. Таверна, которая послужила им прибежищем, как и все в Балаклаве, была сшита на живую нитку. Столами в этом заведении служили бочки, а сиденьями – грубые скамьи, сколоченные из того же теса, который пошел на стены.
За дощатой стойкой торчал шкаф, уставленный бутылками. Он явно был пришельцем из иных миров. Его красное дерево и резные дверцы смотрелись тут как бельмо на глазу.
Сейчас дверцы этого шкафа были распахнуты. В нем возился дюжий хозяин заведения, пытаясь что-то извлечь с нижней полки.
За соседней с Джо и Робби бочкой хлебал бобовую похлебку Соломон.
Джо вылил в себя остатки эля, достал из-за пазухи бумажник Слейтера, покопался в нем и достал пятифунтовую банкноту.
– Эй, приятель, прими! – обратился он к хозяину, потрясая сальной потертой бумажкой.
Хозяин вылез из шкафа, оглянулся и вышел из-за стойки. Он долго молча мял и рассматривал купюру на свет, потом вернулся за стойку и начал отсчитывать сдачу с такой крупной суммы.
– Надо было выкинуть бумажник, приятель, – сказал заплетающимся языком Робби, но Джо только махнул на него рукой.
Хозяин снова выбрался из-за стойки и высыпал на бочку из своей заскорузлой лапищи горсть серебряных и медных монет. После этого он вернулся на прежнее место и снова погрузился в шкаф.
– Сколько сегодня с меня? – спросил Робби.
– Сегодня выпивка за мой счет, – ответил Джо. – Ты платил вчера!
Джо и Робби едва успели зайти за угол таверны, как их нагнал Соломон. Он с ходу ударил рукояткой ножа в затылок Робби с такой силой, что тот рухнул лицом вперед, как подкошенный. Узкое лезвие мелькнуло у горла Джо. Он почувствовал, как рука незнакомца пошарила у него за пазухой и нащупала бумажник.
Соломон вытащил его и положил себе в карман, потом наклонился к уху Джо и тихо заговорил с ним на прекрасном английском языке:
– Буду вам очень признателен, сэр, если вы мне подробно расскажете, откуда у вас эта вещь. Если хотите еще пожить, то слово «нашел» лучше сразу исключите из вашего лексикона!
Кэтрин сидела на стуле, единственном в палатке Ньюкомба. Рядом с ней, у стола, был сложен ее еще неразобранный багаж.
Ньюкомб, как маятник, расхаживал по палатке. Иногда он менял направление и оказывался за спиной Кэтрин. Тогда она разворачивалась к нему, хотя каждое движение давалось ей нелегко. Девушка падала с ног от усталости.
Но Ньюкомб не замечал ее состояния. С некоторых пор он вообще утратил внимание ко всему тому, что его окружало. Те люди, которые знали его раньше, могли бы сказать, что в нем находился теперь какой-то другой человек. Он появлялся из ниоткуда в самый неожиданный момент и так же бесследно исчезал.
Места в палатке было немного. Ньюкомб двигался спокойно и размеренно, но создавалось впечатление, что он мечется от одной полотняной стены к другой.
– Да, поэтому письма и не нашли меня, – быстро проговорил он. – Может быть, они сгорели на «Таифе». Мой путь обратно был довольно занимательным.
– Ты так напугал меня, Генри!
– Прости, мне иногда видятся здесь странные вещи. Впрочем, это все не важно. Главное состоит в том, что проклятый клад находится здесь, в Крыму! Осталось только подвинуть русских или заключить с ними мир. Однако не могу сделать ни того, ни другого. А если ничего не ждать?! – Ньюкомб подбежал к столу и ткнул пальцем в портулан. – Он тут. Смотри, в каких-то двадцати милях от нас в земле лежат пять миллионов фунтов!
Полотнище входа отодвинулось, и в палатку скользнул Соломон. Заметив Кэтрин, он поклонился ей.
– А, это ты, – сказал Ньюкомб и продолжил движение по палатке.
Соломон остановился у входа.
Кэтрин посмотрела на него. Весь его помятый и потрепанный вид показался ей странным и неприятным.
– Ключ к их позиции – Малахов курган. Конечно! Все это понимают! – продолжал лихорадочно соображать вслух Ньюкомб.
– Генри, я очень устала с дороги, – взмолилась наконец Кэтрин. – Нельзя ли где-нибудь раздобыть немного горячей воды для меня?
– Да-да, сейчас! – ответил Ньюкомб. – Послушайте, как вас там! – обратился он к Соломону. – Простите, я все время путаюсь в обилии ваших имен.
– Князь Елецкий к вашим услугам! – спокойно ответил ему Соломон.
– Вам придется вернуться в Севастополь, Елецкий!
2
Севастополь, Крым
Бастион был словно осажен в землю. Беспрерывные бомбардировки почти сровняли его насыпи, перепахали блиндажи. Целых пушек почти не осталось. Внутри все было завалено обломками дерева, осколками бомб, фашинами, то есть корзинами с землей, вышибленными из брустверов.
У выхода из бастиона была расчищена большая площадка, засыпанная известкой. На этом единственном ровном месте в ряд лежали убитые со свечками в руках.
Над Севастополем висела огромная полная луна, заливающая серебряным светом израненный город.
Изредка вражеское ядро било по бастиону. Теперь на три выстрела врага русские артиллеристы могли ответить только одним своим. Пороха и ядер у них не было.
Моряков Черноморского флота на бастионах города больше не было. Все они легли в севастопольскую землю. Но пехотинцы, когда-то неуклюжие, обстрелялись. Теперь это были обожженные и опытные солдаты, понимающие, что такое военная страда и в чем суть этой тяжелой кровавой работы.
Павел Степанович сидел на пороге разрушенного блиндажа и курил маленькую обгрызенную трубочку. Его лицо слегка освещалось после каждой затяжки, и тогда становилось видно, как глубоко он изможден.
Рядом с ним стоял высокий стройный офицер. Лоб его был замотан грязной тряпкой, из-под которой даже в темноте поблескивали умные и злые глаза.
– Сегодня не убили, так завтра непременно. Не святой же я, – проговорил Павел Степанович и снова затянулся своей трубочкой.
– Вы это бросьте, – ответил ему офицер.
– Я брошу, так другой подымет. Никак пластуны в секрет пошли.
На бастион вошли казаки, немного постояли около скорбной площадки и двинулись к брустверу.
У пушки разжигал фитиль суровый бомбардир с рублеными чертами большого круглого лица.
– Что это вы, кавалер, так мало палите? – насмешливо спросил его Чиж.
– Не приказано. Экономию велено соблюдать, пороху у нас мало, стало быть. Отойди прочь, чтобы не брызнуло, – сурово проговорил бомбардир и поднес фитиль к затравке.
Пушка тяжело ухнула и откатилась назад.
Пластуны быстро разошлись в разные стороны, выбрали, где лучше перелезть через бруствер, и один за другим исчезли за ним.