– Трубочку-то верни, – напомнил ему Михайло.
Чиж вставил трубку ему в рот, и тот флегматично затянулся.
– На театрах сегодня играем, Григорий Яковлевич! – сообщил Чиж Биле, который с удивлением наблюдал за происходящим.
Вернигора тоже разок стукнул Константина лбом о землю.
– Слезь ты с меня уже, анафема! – прошипел тот.
– Тикаем, братцы, пока еще кого сюда не принесло, – сказал Чиж и вскочил на стену.
Балаклава, Крым
Вдоль неровного строя матросов медленно прошли Ньюкомб и боцман.
– Недурно, Джекилл! Я думал, будет хуже! – сказал Ньюкомб.
На лице Елецкого, стоявшего чуть поодаль, отразился легкий скепсис. Матросы с «Таифа», стоявшие в этом строю, выглядели как самые настоящие пираты. Их одежда и оружие отличались весьма большим разнообразием и степенью сохранности.
– Мои мальчуганы настроены серьезно! – сказал боцман. – У большинства из них сгорело на «Таифе» все, вплоть до исподнего. Так что эта прогулка пришлась им кстати.
– Джекилл, скажите своим ребятам, чтобы они не болтали с пехотой, а то и те начнут торговаться.
– Сэр, самую крепкую дружбу я видел между обезьяной и моряком. Она сбрасывала ему кокосы, он делал из них чашки и продавал, а внутренности орехов отдавал ей. Оба они были весьма довольны своей долей.
– А вот и они, наши друзья из пехоты, – заметил Ньюкомб.
Из-за тесовой стены склада показалась голова колонны.
В стороне от ее пути, ближе к морю, стояла Кэтрин, опираясь на трость.
Колонна подошла к Ньюкомбу, и офицер отдал ему рапорт. Тот представил этому служаке боцмана и Елецкого, а сам пошел к Кэтрин.
Сегодня он был свеж и весел. Даже его глаза больше не выражали той беспокойной болезненной горячности, которая в последнее время плавала в них, как мутное облако.
Ньюкомб подошел к Кэтрин, увлек ее за собой и сказал:
– Пойдем, озаботимся лошадкой для тебя.
– Какой ужасный сброд!
– Этот сброд и есть основа могущества нашей великой державы. Правь, Британия, морями! Мисс Кортни, может быть, вам лучше остаться дома?
– Нет, ни в коем случае!
– Тогда знакомьтесь с настоящей жизнью. Матросы с «Таифа», дремлющего здесь на дне, конечно, несколько разложились на берегу, но Джекилл свое дело знает. Кроме того, у меня рота нашей регулярной пехоты.
– Генри, даже если мы найдем твой клад, то вся эта свора перебьет друг друга, заодно и нас тоже.
– Я тебя уверяю, что наша прогулка в Крымские горы немногим опаснее таковой по Риджент-стрит. Там, например, можно угодить под экипаж. Поверь мне, я готов ко всему.
Севастополь, Крым
Кравченко седлал коня. На земле рядом с коновязью лежали его бурка, седельные сумки и оружие. Екатерина Романовна, сложив руки под передником, стояла тут же.
– Шли бы вы в хату, хозяйка, – сказал Кравченко, затягивая подпругу.
Женщина вздохнула, но не тронулась с места.
– Что стоять-то без дела, – добавил казак, отпустил подпругу и повернулся к Екатерине Романовне.
Та вдруг как птица бросилась к нему на грудь и прижалась изо всей силы.
Кравченко аккуратно за плечи отодвинул ее от себя, поцеловал и произнес:
– Катя, будет войне конец, приеду за тобой. Пойдешь за меня?
Кавказ
Иса на своем скакуне стоял, как изваяние на краю скалы. По тропе медленно поднимался всадник. Иса тронул коня и начал спускаться ему навстречу.
Вскоре Иса и Али ехали рядом.
– Трудное дело! – сказал Иса.
– Разве эти люди чета нам?
– Когда смерть грозит, и мышь кусается.
Али улыбнулся и промолчал.
Окрестности Балаклавы, Крым
Пластуны ехали вдоль той самой реки, по которой они когда-то уходили от погони, возглавляемой Ньюкомбом. Даниилу приходилось тяжело. Он держался в седле неумело, но старался не показывать, как сильно уже болели у него ноги и спина.
Пластуны обогнули небольшую скалу. Здесь река расширилась. У противоположного берега несколько голых по пояс солдат ловили рыбу бреднем, раздобытым незнамо где. Оттуда доносился смех, перемешанный с радостными криками. Рыбаки радовались своему занятию, как дети малые. Вот один из них с головой упал в воду, чтобы удержать какую-то добычу.
Чиж с интересом присматривался к этому процессу. К его седлу была привязана увесистая лопата.
– Интересно бы знать, что они поймали, – заметил он.
– Да тут и щупак есть, и головень, – ответил Вернигора, который ехал рядом с ним.
Пластуны отвернули от реки и вскоре выехали на дорогу, которая впереди раздваивалась.
Около развилки Чиж нагнал Билю.
– Григорий Яковлевич, только три денечка, – попросил он, придержав коня.
– Баловство это, Федор, – заметил Кравченко.
– Да отчего не поглядеть-то? – сказал Чиж, достал из-за пазухи карту и добавил: – Тут и трех не треба. Потом будем спать спокойно.
– Да я бессонницей и так не страдаю, – заметил Кравченко.
– Что, братья, уважим Федора Семеновича? – обратился Биля к пластунам.
– Надо уважить, – высказался Даниил.
Вернигора кивнул, соглашаясь с ним.
– Та нет там ничего. Мы только время потеряем, – настаивал на своем Кравченко.
– Думаю, что есть! – сказал Биля.
Кравченко с изумлением посмотрел на него.
– Ведет нас к нему Плакида, Николай Степанович. Неужели ты не чуешь того?
Вскоре впереди раздался радостный голос Чижа:
– Братцы! Корабль и крест!
Пластуны выезжали на узкий перевал. Чиж торжествующе оглянулся. В небе плыл Качи-Кальон. На его носу трещины складывались в гигантский крест.
– И вправду корабль! – сказал Чиж.
5
В конце английской колонны, которая втягивалась в длинное ущелье, ехали Ньюкомб, Кэтрин и Елецкий.
Ньюкомб внимательно взглянул на него и проговорил:
– Я тут подумал, Елецкий, а что вы будете делать в Америке? Право, ну зачем вам туда?
Елецкий посмотрел на Ньюкомба, но промолчал.
– Пожалуй, я вас еще подержу при себе. Нечего вам там делать, – добавил Ньюкомб.
В это время конь Елецкого споткнулся о камень. Всадник потерял равновесие и свалился прямо под копыта, в мелкую желтую пыль. Это получилось так забавно, что даже Кэтрин не могла сдержать улыбку.
