– Омеля! – кинул Чиж и бросил Вернигоре эту странную пулю, применявшуюся пластунами на Кавказе для стрельбы по врагам, защищенным кольчугами.
Биля отступал. Англичане начали праздновать победу, подкидывали в воздух шляпы.
Только Кэтрин нигде не было видно. Ее белая лошадь вдруг жалобно заржала и дернулась на привязи, погнула ветки.
Биля сделал еще шаг назад. Глаза его вдруг закрылись. Ньюкомб увидел это и резко пошел вперед, собираясь нанести последний удар в этой схватке. Он уже сжал свое костистое, сухое тело в пружину, и его сабля поднялась, когда Биля упал и выбросил саблю вперед.
Замок штуцера Вернигоры щелкнул. В канале ствола вспыхнул порох, и две пули ушли из него одна за одной. Первая вытолкнула иглы. Бечевка, связывающая их, перегорела, и они раздвинулись в полете.
Сабля Били пробила бедро Ньюкомба насквозь. Через мгновение иглы Вернигоры растопыренной стальной кистью прошили его грудь. Вторая пуля отбросила англичанина на два шага назад.
Вернигора и Чиж уже бежали к Биле, который тяжело поднимался на ноги, когда по английским рядам пронесся вопль возмущения.
– Дикари! Негодяи! За мной! Огонь! – заорал Дадли, возмущенный такой вот, как ему казалось, низостью.
– Данила, рви! – прокричал в пакгаузе Кравченко, который посылал теперь пулю за пулей в бегущих англичан.
Даниил поджег фитиль, лежащий у открытый двери. Тот вспыхнул, дорожка огня пошла вверх по склону.
Англичане уже не стреляли, решили взять пластунов живыми. Они быстро догоняли Чижа и Вернигору, уводящих Билю, истекающего кровью.
На склоне за пакгаузом фитиль на глазах у Даниила вдруг резко вспыхнул и погас. Вокруг него защелкали по камням пули. Он бежал с факелом по склону. Англичане, оставшиеся в лесу и боявшиеся задеть своих, находящихся на поляне, перенесли теперь весь огонь на него.
Даниил перескакивал через расщелины. Темп его бега был рваным. Но серб все равно являлся слишком хорошей мишенью для опытных стрелков, которых в отряде Ньюкомба оставалось немало. Две пули почти одновременно ударили в него.
Даниил споткнулся, упал, выронил факел, но почти сразу подполз к нему, сплевывая кровь, выступившую на губах. Он сделал последнее усилие и ткнул факелом в мешок, привязанный к колу, вбитому между камнями. Взрыв отбросил его вниз.
Следом за ним туда же вниз покатилась лавина камней. Она смела в пропасть сначала двух пехотинцев, тащивших Ньюкомба в лес. Заодно исчез и он сам. Затем основательно досталось и преследователям пластунов. Чиж и Вернигора едва успели уйти от этого смертельно опасного потока, упали на землю вместе с Билей почти у самой стены пакгауза.
Через несколько секунд на поляне среди камней и оседающей пыли лежали только обезображенные трупы англичан. Лишь несколько человек бежали теперь по дороге вниз от перевала.
Даниил лежал в каменной колыбели. Его глаза закрывали две тяжелые золотые монеты. Вернигора и Чиж положили на саркофаг большой плоский камень. В голове у Даниила Биля утвердил большой крест, сделанный из кольев, связанных между собой.
Пластуны перекрестились.
Через пять минут они шли среди английских раненых. Те испуганно смотрели на этих странных людей, своих победителей.
– Кто может помочь другому, пусть сделает это. Мы пришлем за вами людей, – громко сказал Биля по-французски. – Есть среди вас те, кто понял меня?
– Да, мсье. Есть еще раненые в лесу, – ответил кто-то.
– Переведите остальным то, что я сказал.
– Глядите, – сказал Чиж и показал в глубь леса.
Там к дереву была привязана Кэтрин. Голова ее была опущена, а рот забит кляпом.
Чиж и Вернигора опустили девушку на землю. Биля, подложив ладонь под ее затылок, поднял ей голову и полил на лицо из английской фляги. Кэтрин пришла в себя, открыла глаза и тут же отшатнулась от лиц, склонившихся над ней, черных от крови, копоти и пыли.
– Не бойтесь. Мы не причиним вам вреда, – сказал ей Биля по-французски.
– Дайте, пожалуйста, воды, – прошептала Кэтрин на том же языке.
Она закрыла глаза и жадно пила из фляги, пока вода в ней не иссякла.
– Помогите мне встать! – попросила девушка Билю после этого.
Через час Кэтрин сидела на лошади. Отсюда, почти от перевала, открывался великолепный вид. За кольцом гор под лучами утреннего солнца синело море, над ним лежала розовая дымка тумана.
Биля держал под уздцы лошадь Кэтрин.
– Если мы найдем труп, то я напишу вам, – сказал он. – Но вы видели сами, что его нигде нет.
– Хорошо, мсье Биля. Надеюсь, что наши народы больше не столкнутся как враги.
– Дал бы Бог. Нам чужого не надо.
– Спасибо за то, что дважды спасли мне жизнь.
– Мисс Кортни, возвращайтесь домой.
– Я не знаю теперь, где мой дом и какой он.
Вверху на дороге раздался стук копыт. К Биле и Кэтрин подскочил Чиж, придерживая разгоряченного коня.
– Григорий Яковлевич, мы почти все подняли! Ох там и деньжищ! – доложил он.
– Ну-ка, Федя, покажи, что у тебя есть.
– Да я так, мелочишку бросил в седельную сумку, – смущенно проговорил Чиж. – Из того, что впервой взяли.
– Отдай ей. Мисс Кортни! – обратился есаул к Кэтрин. – Я прошу вас принять от нас небольшой дар. Я думаю, вы полностью заслужили его теми испытаниями, которые выпали на вашу долю.
Чиж повернулся назад, к седельной сумке, достал из нее горсть золотых монет и протянул Кэтрин.
– Языками я не владею, – сказал он смущенно, кивнул на сумку Кэтрин и показал жестом, мол, открывайте свою.
– Вы все-таки нашли эти деньги? Они существуют! – наконец-то поняла Кэтрин.
– Да, мисс Кортни, мы нашли их.
– Вы знаете их происхождение?
– Немного.
– Это деньги, вырученные генуэзским купеческим домом Гизольди от торговли русскими рабами, которых он покупал у крымских татар и перепродавал в Италию. Славяне, особенно женщины, ценились там чрезвычайно дорого даже тогда, когда сами итальянские города давно были свободны. Европа не считает вас людьми и сейчас.
– А вы, мисс Кортни?
– Наше знакомство случилось при таких обстоятельствах, что мне трудно избежать субъективности. Вы и ваши товарищи показались мне достойными людьми. Ваша стойкость при обороне Севастополя внушила уважение всему миру. Я хотела бы получше познакомиться и с вами, и с Россией.
– Что же, я буду рад помочь вам в этом. То, что вы мне рассказали об этом кладе, накладывает на меня особую ответственность. Эти деньги пропитаны слезами и кровью моей Родины. Значит, они должны особо послужить ей.
– У меня есть средства, и я не хотела бы брать эти деньги, – сказала Кэтрин и почему-то посмотрела на Чижа.
