В компании товарищей, которые все наперебой разглагольствовали на тему табакокурения, сразу же воцарилось молчание. Писатель К. взял бокал пива, П. провёл ладонью по лицу, Б. задумчиво подпёр рукой подбородок. Долго выжидавшая подходящего момента для удачного кадра, я вскочила с места.
Ой, как же я латук сажать буду…
Сестра!
Извини, что только сейчас пишу тебе ответ. На дворе отличная весенняя погода: солнце светит ласковыми лучами, дует мягкий ветерок. Сегодня утро воскресенья, и твой любимый племянник, который только начинает говорить, своим детским непонятным лепетом заставляет всех улыбаться и наполняет радостью наш дом. Только что он забрался ко мне на колени и спросил:
– Что делаешь, мама?
– Пишу тёте письмо.
Тёте… письмо… тёте… письмо. Повторяя эти слова, он отправился в комнату к своей старшей сестре. Кажется, он понимает, что, как бы он ни старался, все его манёвры не помогут привлечь к себе моё внимание.
Думаешь, Бин хорошо говорит? Вовсе не так. Это я специально напечатала правильно. А на самом деле вместо «мама» сын говорит «ма», вместо «Что делаешь?» – «Сто делась?», вместо «письмо» – «пимо». «Тётя» – единственное слово, которое он произносит верно. Как и всякий раз, когда ты звонишь и пристаёшь к нему со словами:
– Это твоя тётя. Скажи «тё-тя».
А дитя за тобой повторяет:
– Тё-тя… тё-тя.
А вчера он вдруг неожиданно сказал:
– Тётя… холёсяя.
Видать, вдруг вспомнил о тебе.
Надо же, только о Бине и пишу, хотя открыла свой почтовый ящик, чтобы сообщить тебе новости о нашей маме. Наверно, даже с тобой я веду себя как типичная мамочка.
Неделю назад маме благополучно сделали операцию. Я уже тебе рассказывала про это, когда ты звонила. Но на самом деле в тот момент мама была в операционной. Её отвезли туда в восемь тридцать утра, а когда ты позвонила, было почти пять часов вечера. К тому времени её ещё не перевезли в реабилитационную палату, и я очень переживала. Ты же знаешь, она никогда прежде не была под общим наркозом. Она всегда отличалась крепким здоровьем и никогда не бывала в операционных. Ты была против операции, аргументируя это тем, что в мамином возрасте общий наркоз опасен, но, по правде говоря, следовало прооперировать маму ещё в прошлом году. Однако тогда хирургическое вмешательство потребовалось отцу с его больной ногой. Из-за этого мама отложила свою операцию, терпя боль. Вот почему она порой беспричинно раздражалась и сетовала на жизнь. Я тоже волновалась, как мама перенесёт операцию. Поскольку откладывать дальше было нельзя, мы отвезли её в больницу, и ей сделали маммографию. Последнее время я переживала, не появился ли у неё рак груди, поскольку мама здорово похудела. Не сказав ей о своём страшном подозрении, я заставила её пройти обследование. К счастью, всё обошлось. Однако врачи сказали, что у неё проблемы с межпозвоночными дисками и деформировавшиеся кости позвоночника защемляют нервы, и поэтому она чувствует боль, которая распространяется от крестца к ногам. Проблему можно было легко устранить на начальном этапе, но прошло уже много времени, и момент упущен. Теперь мама постоянно жалуется, что ей тяжело, говорит, что боль такая, словно ей к ногам привязали гири. Вдобавок в последнее время она не может ходить больше двадцати минут и валится без сил.
Я решила не рассказывать тебе об этом, поскольку, живя далеко в Германии, ты бы всё равно ничего не смогла сделать, а только зря волновалась бы. Мама первая заговорила об операции, которую так долго откладывала, а это значит, что боль уже была нестерпимой. И вот ей назначили дату. Накануне операции тоже было морально тяжело. Когда мама подписывала согласие на хирургическое вмешательство, медсестра заговорила о возможных последствиях: «Вы можете не очнуться от наркоза. Ваши ноги может парализовать. В крайнем случае возможен летальный исход…» Я украдкой ткнула её в бок, но, судя по всему, она была новенькой, потому что продолжила говорить пугающие вещи. Оставшись наедине с медсестрой, я отчитала её, заявив, что она могла бы уведомить о возможных последствиях только опекуна, а пациенту, которому и так приходится несладко, не стоит выслушивать такое. Медсестра равнодушно ответила, что таковы правила больницы. Представь, каково было маме после всего услышанного?! Сначала она предложила отказаться от операции, на которую с таким трудом решилась. Потом вдруг приникла к моему уху и шёпотом поведала, где лежат её кольцо и сберегательная книжка. Ещё она распорядилась, чтобы я отдала тебе норковую шубу, как тебе и было обещано.
На следующий день маму отвезли в операционную. Операция длилась на три часа дольше запланированного времени. Из-за того что ей уже немало лет, во время эндопротезирования возникли осложнения, и врачам пришлось принимать дополнительные меры. Если бы я тебе тогда сказала по телефону, что мама ещё не вышла из операционной, это лишило бы тебя покоя, поэтому я и ответила, что всё закончилось хорошо. Положив трубку, я стала ждать окончания операции. Пока я ждала, с моих губ непроизвольно срывались молитвы, хотя я никогда не была особо верующим человеком. Я пообещала всем – Будде, Богу, – что если они помогут маме и она благополучно перенесёт операцию, то я буду посещать и храм, и церковь… Я просила их проявить благосклонность и милосердие. Когда маму наконец-то повезли в реабилитационную палату, моё нервное напряжение отступило и у меня подогнулись колени.
По прошествии недели наша мама чувствует себя намного лучше. Оперировавший её врач взял маму за руку и поблагодарил за выдержку. Он был признателен ей за то, что она успешно перенесла операцию, а он сохранил своё доброе имя. Вероятно, хирург втайне сам сомневался, пройдёт ли всё удачно. И мне пришла мысль, что не случайно в согласии на оперативное вмешательство были так чётко прописаны возможные риски. Сейчас у мамы хороший аппетит, на лице уже вновь заиграл румянец. Ей ещё нужна помощь: её надо переворачивать по несколько раз в день – сама она не может. Несмотря на это, она уже самостоятельно встаёт и медленно прохаживается по больничному коридору. Мама говорит, что уже не чувствует такой тяжести в ногах, как прежде. Может, ей просто хочется в это верить, а может, операция и впрямь дала результаты. Мама надеется поскорее поправиться и вернуться домой. Когда хирург приходит на осмотр и спрашивает у мамы, чувствует ли она боль, она отвечает, что нисколько. А вчера врач сообщил ей, что после выписки из больницы ей нельзя будет ещё три месяца наклоняться и приседать. Мама расстроилась и в ответ на это сказала:
– Ой, как же я латук сажать буду…
Мы все рассмеялись.
Сестра!
За маму можешь больше не волноваться, спокойно занимайся своими делами.
Ещё хотела тебя спросить: когда ты успела положить глаз на норковую шубу? Ишь ты, шустрая какая!.. Ладно, пора закругляться. Мама просила принести ей соевую пасту. В больничном магазине продаются огурцы и молодой зелёный перец. Утром она позвонила и сообщила, что послала санитарку в магазин за овощами, а вот соевой пасты к ним там не оказалось. Сейчас буду готовить этот соус, а потом мы с Бином пойдём навестить маму в больнице.
