С одной стороны, я была благодарна К. за то, что при первой же нашей встрече он воспринял меня как равную себе. С другой – меня удивили его рассуждения относительно «мастера». Я тогда почувствовала: именно это и отличает его от большинства других. Он активнее многих молодых художников и всегда стремится к чему-то новому, не останавливаясь на достигнутом.
Я опять отвлеклась.
Представь, каково это… Спустя тридцать пять лет встретить бывшего однокашника на автограф-сессии. Не знаю, что будет через такой срок со мной, но даже сейчас я не узнаю своих товарищей по учёбе, а ведь не прошло и двадцати лет после окончания школы. В тот день К. расписался в книге и собирался уже её вернуть, как кто-то спросил: «Ты помнишь меня?» К., считавший, что перед ним обычный читатель, поднял голову и, встретившись с человеком взглядом, невольно воскликнул: «Неужто это ты, Кукуруза?!» В тот момент он словно оказался в классе старенькой деревенской школы, про которую давно уже напрочь позабыл.
Покойная мать К. очень любила готовить и всегда с любовью заворачивала для К. домашнюю еду, отправляя его в школу. Сейчас и представить трудно, но, по словам К., он был очень худым и слабым ребёнком. Думаю, поэтому его мать уделяла такое повышенное внимание разнообразию закусок, собирая ему свёрток с едой в школу. В то время в деревне были школьники, которым плохое материальное положение семьи не позволяло взять с собой обед, и им в школе раздавали по социальным карточкам кукурузные булочки. А тот однокашник К., который пришёл на автограф-сессию, был ответственным за раздачу выпечки. В обеденный перерыв, прихватив железную посудину с ручками, он шёл в учительскую и получал хлеб. Вернувшись в класс, этот ученик, сверяясь со списком тех, кому была положена выпечка, выдавал всем по одной булочке, причём одна-две всегда оказывались лишними. Если оставались две штуки, однокашник тут же уминал одну, а со второй в руках забирался на парту и громким голосом спрашивал, нет ли желающих поменять её на свой обед. Тогда ребята, которым не положены были булочки, выстраивались перед ним в очередь. Среди них был также и К., который всегда завидовал тем, кто эти булочки получал.
К. утверждает, что они были очень вкусными. Но неужели эти кукурузные булочки, выдававшиеся по карточкам, были настолько вкусными, чтобы выменивать их на свой домашний обед? В те тяжёлые времена хлеб высоко ценился, и, наверно, поэтому «социальные булочки» стали предметом особого к себе отношения. Так или иначе, кукурузная булочка была одна, и ради неё перед однокашником выстраивалась целая очередь. Тогда он с булочкой в руках неторопливо осматривал обед каждого, обменивался на более приглянувшийся и с удовольствием съедал его. Чаще всего выбор падал на обед, принесённый К. А всё потому, что еда в его свёртке была настолько вкусной, что и во всей деревне не сыскать. Однокашник частенько поглощал обеды, которые мать К. с такой душой готовила для слабого здоровьем сына, а сам К. не раз с аппетитом уплетал кукурузную булочку.
Окунувшийся в воспоминания К. воскликнул тогда, на автограф-сессии: «Неужто это ты, Кукуруза?!» (Настоящее имя однокашника напрочь вылетело у него из головы.) И тот сразу же подтвердил: «Да. Это я», – и весь зал покатился от смеха. По словам К., этот давний приятель обзавёлся «Лакомой пекарней». Ну и названьице, доложу я вам… А школьный товарищ К. всё на той же автограф-сессии с гордостью поведал, что самое вкусное в его пекарне – это кукурузные булочки.
В декабре прошлого года К. впервые побывал на встрече выпускников начальной школы. Кукуруза принёс кучу булочек и раздал всем пришедшим, да ещё в таком количестве, что те с трудом смогли их унести. После этого К. начал рисовать серию комиксов под названием «Лакомая пекарня». Каждую неделю он ходит в ту пекарню, чтобы понаблюдать за её жизнью и воплотить увиденное в комиксах. Никогда не знаешь, когда и где встретишься с человеком, с которым когда-то был знаком. Поэтому нужно стараться каждую минуту жить правильно, поддерживать хорошие отношения с людьми. Когда я слушала рассказ К., мою грудь сковал холод. Представь: через много лет ты встречаешь человека, с которым твои жизненные пути однажды разошлись, и ты не можешь вспомнить его имени, а он – твоего. Но вы друг друга узнали. Не правда ли, страшно, как он назовёт тебя? И как назовёшь его ты?
После отъезда Д.
После отъезда Д. в Америку Хигён каждое утро стала звонить её мама, живущая в деревне. Она неизменно задавала один и тот же вопрос: как дела? А Хигён сонным голосом отвечала, что у неё всё в порядке, и больше им, матери и дочери, сказать друг другу было нечего. Когда мать со словами «ну, ладно, поспи ещё» собиралась уже повесить трубку, дочь спрашивала: «Мама, ты что-то хотела мне сказать?» – и мама отвечала, что нет, ничего, и разговор заканчивался. Так продолжалось больше десяти дней.
Хигён не понимала, почему мать так себя ведёт. Ей казалось, что её младшая сестра Д. уж точно знает. Когда Д. жила в Сеуле, Хигён всегда звонила ей разузнать подробности маминой жизни: что лучше подарить ей на день рождения, как проходит лечение её артрита, в каких вещах она больше всего нуждается. Хотя Хигён и старшая дочь, её «функции» на самом деле выполняла Д. Мама и Д. всегда находили друг с другом общий язык. Точнее сказать, они всегда понимали друг друга. Если люди постоянно общаются, то и темы для разговора у них всегда найдутся. Когда Хигён позвонила сестре и спросила, не знает ли она, почему мама звонит каждое утро, но при этом не сообщает ничего важного, Д. лишь переспросила: «Мама?» – и замолчала.
– Так почему?
– Когда я жила в Сеуле, я звонила ей каждое утро.
– Правда?
– Да.
– О чём же вы разговаривали?
– О её любимом ежедневном сериале. Накануне вечером мы смотрели очередную серию и потом обсуждали по телефону.
– О сериале?
– Ага. Попутно мы болтали обо всём, например о её любимом актёре, она интересовалась, завтракала ли я и какие у меня на сегодня планы. А я справлялась о том, как она спала, не болит ли чего.
– И кто же мамин любимый актёр?
– Чухён. Она говорит, что большой живот ему очень идёт.
Хигён повесила трубку и на пустой желудок выпила уже вторую чашку кофе. В растерянности женщина посмотрела на стол. До четырёх утра она сидела за переводом, но работы ещё оставался непочатый край. В тексте было много специальных терминов, требующих научных знаний, и перевод давался с трудом. Намереваясь снова взяться за работу, Хигён собиралась сесть за стол, но никакого настроения не было, и она решила позвонить в деревню. Мать не ответила… Надо же, подумала Хигён, она и знать не знала, что Д. и мама общаются каждое утро.
Вот оно как.
Только после того, как Хигён узнала, что Д. и мать каждое утро обсуждают просмотренный ими накануне сериал, она осознала, какое важное место её младшая сестра занимает в жизни их матери. Хигён еще раз набрала мамин номер. Слушая в трубке гудки, она вдруг сообразила, что до сих пор никогда ей не звонила сама, только отвечала на входящие звонки.
