Колесница остановилась возле ажурного и величественного кафедрального собора, на паперти которого давно дожидалось духовенство в праздничном облачении во главе с архиепископом Реймсским. Король преклонил колено у входа в храм и поцеловал Евангелие, поднесённое ему каноником. Архиепископ произнёс небольшую приветственную речь, отслужил молебен, получил в дар от короля золотую дароносицу, дал ему своё благословение и проводил в свой дворец, для прохода в который специально построили галерею в двадцать один арочный пролёт, раскрашенную под мрамор и с расписным потолком. Мария-Антуанетта была уже во дворце — она приехала в Реймс самой первой, в час ночи. Уставшему с дороги Людовику пришлось выслушать напыщенные речи ректора университета, главного судьи и купеческого головы, которые, казалось, никогда не кончатся. Наконец, городские чиновники вручили ему подарки (шестнадцать дюжин бутылок вина и корзину фруктов), и король с облегчением позволил им удалиться.
На следующий день, сразу после полудня, Людовик XVI в сопровождении братьев, принцев крови и всего двора проследовал по галерее в ярко освещённый собор. Была суббота, десятое июня 1775 года; в цветных витражах под стрельчатыми сводами играло солнце, но в люстрах и светильниках горело множество свечей. Алые кардинальские мантии перемежались с фиолетовыми епископскими и белым облачением каноников; места для публики пестрели нарядами знати, сверкавшими золотым шитьём и украшениями из драгоценных камней; в воздухе пахло ладаном и духами. Грянул орган, запели певчие, затем вступил оркестр из сотни музыкантов. По окончании службы архиепископ Реймсский произнёс проповедь, умело подбирая простые и звучные слова. Закончил он латинской фразой: мудрый король воссядет на троне, дабы править по совести и справедливости. После этого Людовик вернулся во дворец, чтобы исповедаться перед грядущим великим событием.
В воскресенье, в праздник Троицы, каноники заняли свои места на хорах уже в шесть часов утра. Там же были устроены две ложи: одна — для королевы, тётушек короля и дам, другая — для папского нунция и иностранных послов. В пресвитерии установили королевский трон под фиолетовым балдахином, усеянным золотыми лилиями. По обе стороны от трона расположились пэры Франции, а у его подножия стояли кресла обер-камергера, главного распорядителя гардероба, коннетабля и канцлера. Месье представлял герцога Бургундского; его кресло стояло на ступеньку выше, чем места остальных пэров, Артуа — герцога Нормандского, а герцог Орлеанский — герцога Аквитанского. У них на головах были герцогские короны с листовидными зубцами, у прочих пэров — графские, с жемчужинами на зубцах. Мария-Антуанетта произвела фурор высоко взбитой прической, украшенной страусовыми перьями, газовой тканью, жемчугом и бриллиантовой брошью, с ниспадающими на плечи локонами, перевитыми жемчужной нитью; мастер Леонар аккуратно присыпал свой шедевр фиолетовой пудрой с запахом фиалок.
На рассаживание ушло более часа. В это время два епископа и трое певчих, которые несли зажжённые свечи и чашу со святой водой, отправились за королём. Дважды певчий стучал в двери королевской спальни, и дважды обер-камергер отвечал ему: «Король спит». На третий раз, когда прибывшие потребовали «Людовика XVI, дарованного Господом нам в короли», двери распахнулись, и епископов провели к королю, возлежавшему на парадной кровати в длинном платье из серебряной парчи поверх алой рубашки с прорезями для помазания и в круглой шапочке из чёрного бархата, украшенной бриллиантами и белым пером цапли. Его подняли и с пением молитв под руки повели в собор вслед за длинной процессией из духовенства, швейцарских гвардейцев в церемониальных нарядах, музыкантов, дворян в средневековых костюмах разных французских провинций, кавалеров Ордена Святого Духа, военных и гражданских офицеров. Обер-шталмейстер нёс королевский шлейф; на маршале де Ноайле и князе де Бово тоже были роскошные мантии. За королём шли шесть шотландских гвардейцев в белых атласных костюмах, с протазанами в руках, и канцлер в алой атласной сутане под ярко-красной мантией, подбитой горностаем. Замыкали шествие четыре камергера и лейб-гвардия короля во главе с тремя командирами из роты Ноайля.
Под торжественное пение Людовик вступил в собор и преклонил колени у алтаря. Когда все заняли свои места, начался обряд.
Великий Приор аббатства Святого Реми доставил в собор Святую Стеклянницу со священным елеем, ниспосланным с Небес для помазания Хлодвига и его преемников. Архиепископ Реймсский с благоговением принял её из рук Великого Приора, пообещав вернуть в целости и сохранности. Четверо рыцарей, предоставивших свою жизнь в залог сохранности Святой Стеклянницы, встали по обе стороны от Евангелия.
Обратившись к королю, архиепископ попросил его сохранить права и привилегии Церкви и стать защитником духовенства, в чём получил обещание. Затем два епископа вопросили присутствующих, желают ли те признать Людовика XVI своим королём. Благоговейное молчание было истолковано как знак согласия. Положив обе руки на Евангелие, король принёс клятву на латыни: «Обещаю именем Иисуса Христа подвластному мне христианскому народу сохранять во все времена мир в Божией Церкви; не позволять никому творить грабёж и несправедливости; вершить справедливый и милосердный суд; употреблять всю свою власть для истребления еретиков, поимённо осужденных Церковью». Пока он говорил, на алтаре разложили королевские регалии, привезённые из аббатства Сен-Дени.
Короля подвели к алтарю, сняли с него парчовое платье и шапочку, усадили в кресло, и обер-камергер надел ему на ноги бархатные сандалии, а Месье прикрепил к ним золотые шпоры и тотчас снял. Архиепископ препоясал короля золотым мечом и снял его, вынул меч из ножен, благословил и вложил в руки Людовика, который, приложившись к нему губами, отдал обнажённый клинок коннетаблю. Под пение хора архиепископ извлёк золотой спицей капельку елея из Святой Стеклянницы, перемешал её с каплей мира на золотом дискосе. Король простёрся на полу, покрытом фиолетовым ковром с золотыми лилиями, затем встал на колени, и архиепископ, окуная в священную смесь большой палец правой руки, помазал ему макушку, живот, между плечами, правое плечо, левое плечо, сгиб правого локтя и левого локтя. Каждый раз при этом он творил крестное знамение, произнося на латыни «Во имя Отца, и Сына и Святого Духа», и публика откликалась вздохом: «Аминь». С послом султана Османской Триполитании случилась истерика, его потихоньку вывели на улицу. На короля надели тунику, далматику и королевскую мантию из фиолетового бархата с шитыми золотом лилиями. Людовик снова опустился на колени, архиепископ помазал ему обе ладони, после чего надел ему на руки благословлённые перчатки и королевское кольцо, вложил в левую руку скипетр, а в правую — руку правосудия, взял золотую корону Карла Великого и поднял её над головой монарха.
Журчала латынь, гремел орган, пел хор. Увенчанного тяжким символом власти Людовика торжественно подвели к трону. «Vivat Rex in aetemum! (Да здравствует король в веках!)» — провозгласил архиепископ. Двери собора раскрылись, в них хлынул народ, чтобы узреть своего государя на троне во всём величии его славы. Высокий, статный, он сейчас действительно выглядел сверхчеловеком, пред которым падают ниц. «Да здравствует король!» — загремело в соборе; площадь откликнулась невнятным эхом. По щекам Марии-Антуанетты текли слёзы умиления.
