15
Пенсильванские ополченцы заняли позиции у брода Пайла; к ним примыкала виргинская дивизия Натанаэля Грина; бригада Фрэнсиса Нэша из Северной Каролины стояла плечом к плечу с пенсильванцами Энтони Уэйна у брода Чэдда; мэрилендцев с двумя орудиями генерал Салливан разместил у брода Бринтона; делавэрский полк послали к броду Джонса, второй канадский полк Мозеса Хейзена должен был защищать два самых дальних брода — Уистера и Баффингтона. Дивизии Адама Стивена и лорда Стерлинга Вашингтон оставил в резерве. Бой уже начался; стрелки Уильяма Максвелла сдерживали гессенских наёмников на том берегу Брендивайна, не давая им подойти к броду Чэдда. Ядра перелетали через ручей в обе стороны, но главнокомандующий продолжал объезжать верхом свои позиции, приветствуемый бодрыми криками солдат. Лафайет едва поспевал за ним.
Ему казалось, что всё это сон. Серое сентябрьское небо с бледным пятном солнца; по-летнему сочная зелень луга, над которым ещё не развеялся до конца утренний туман; проступающая из него далёкая рощица с жёлтыми и красными заплатами на тёмно-зелёном наряде; бурые склизкие водоросли, стелющиеся под быстрой водой ручья, — и между всем этим выстроенные в шеренги люди, томящиеся в тревожном ожидании, пока канониры возятся у небольшого орудия. Из ствола вырвался огонь, пушка откатилась назад и окуталась облаком серого дыма; два солдата тотчас подкатили ее за колёса обратно; один подошёл спереди с банником, готовясь засунуть его в дуло, и вдруг ему оторвало голову.
Проезжавший мимо Вашингтон не остановил коня; Лафайет подавил желание оглянуться. Он участвует в сражении. Слышно, как свистят пули. Если они попадут в него, он может умереть. От этой мысли что-то переворачивается в животе и пересыхает во рту, но во сне так бывает. На самом деле он не может умереть. Если бы каждому грозило в любую минуту упасть на землю безголовым обрубком, здесь никого бы не осталось. Любой сон когда-нибудь закончится. Люди очнутся и пойдут в таверну — рассказывать друзьям за бутылкой о том, что им привиделось.
Одиннадцатое сентября 1777 года. День его боевого крещения.
Около полудня главнокомандующего отыскал подполковник Росс: конная разведка обнаружила англичан у холма Осборн, севернее Баффингтона; похоже, их ведёт сам Хау. Где?! Как они туда попали? Кто пропустил? Росс замялся: выше по реке есть ещё один брод, но никто не думал, что англичане сделают такой большой крюк… Ну вот теперь думать поздно — надо действовать, и быстро, пока "лобстеры" не зашли к нам в тыл.
Адъютанты Вашингтона поскакали с поручениями: Александр Гамильтон и Джон Лоуренс должны были передать приказ Стивену и лорду Стерлингу идти к Бирмингемскому молельному дому и занять позиции на холме; Лафайет — сообщить то же Салливану. Когда он ехал обратно, его окликнули: с ним хочет говорить бригадир Прёдом де Бор.
— Маркиз, вы можете мне объяснить, что происходит?
— Нас атакуют англичане. Генерал Салливан ведёт свои полки им навстречу, чтобы принять бой.
— Но это же безумие! — у старика де Бора тряслись щёки. — В моей бригаде всего триста пятьдесят штыков; это не солдаты, а просто сброд; никто не понимает по-французски; я просил генерала Салливана передать мне полк Хейзена, он отказал. Нам нужно немедленно отступить к Филадельфии и отразить британцев там, иначе нас просто перебьют, как куропаток! Передайте это генералу Вашингтону!
Лафайет обещал, что передаст.
Солдаты подталкивали колёса лафетов, помогая лошадям; сюда уже доносился барабанный бой и звуки выстрелов; Лафайет пробирался обратно к броду Чэдда, чтобы отыскать там Вашингтона в пороховом дыму, среди картечи. Под гром барабанов и свист флейты гессенцы с плеском бросались в холодную воду со штыками наперевес, тесня отступающих людей Максвелла. На их чёрно-белых знамёнах с полосатым львом, заносящим свой меч, был начертан латинский девиз: "Nescit pericula" — "не ведающие страха". Вскипевший ручей окрасился кровью; вторая колонна гессенцев неумолимо продвигалась к броду Пайла, несмотря на беспорядочную стрельбу пенсильванских ополченцев…
Главнокомандующий диктовал донесение Конгрессу: "В половине пятого неприятель атаковал генерала Салливана, пройдя через брод выше по течению, и с тех пор идёт ожесточённый бой. Там же началась сильная канонада, и я полагаю, что нам предстоит очень жаркий вечер…" Секретарь закончил писать и подал лист ему на подпись; но кто доставит донесение? Взгляд Вашингтона упал на Лафайета, однако Жильбер твёрдо заявил, что принесёт гораздо больше пользы здесь.
Шум рукопашной смешался с грохотом канонады, которая отныне велась только с британской стороны. Артиллерийских лошадей поубивало, и орудия прошлось бросить: тащить их на руках через болотистый луг было немыслимо. Седьмой Пенсильванский полк под красно-белым полосатым знаменем с тринадцатью красными точками медленно отступал к Дилворту; вдруг справа появились бегущие люди. Лафайет поскакал туда.
Мэрилендцы бежали без оглядки и часто без оружия. Мимо Жильбера пронёсся верхом де Бор; его левая щека была в крови. Следом отступал ещё один отряд, однако эти люди время от времени останавливались и отстреливались; Лафайет узнал бригадира Томаса Конвея, выкрикивавшего приказы. Вдалеке уже можно было разглядеть неумолимо надвигающиеся шеренги красномундирников; левее шли тёмно-зелёные отряды немецких егерей. После минутного замешательства Лафайет снова пришпорил коня — вперёд, к Стерлингу!
Американская батарея смолкла; громче зазвучали флейты, игравшие марш британских гренадеров; красно-белые фигурки в чёрных треуголках, надвинутых на глаза, ровными рядами шли в штыковую атаку. Лафайет устремился наперерез бегущим американцам, крича им остановиться; молодой парень в куртке с оторванным рукавом уцепился за его стремя, но вдруг вздрогнул всем телом и упал ничком; в ту же минуту левую ногу ниже колена словно наотмашь ударили оглоблей. Неожиданно сзади послышался звук кавалерийской трубы — сигнал к атаке. Лафайет обернулся: Казимир Пулавский в синем доломане с красными отворотами летел галопом с саблей наголо впереди взвода личной охраны Вашингтона.
Бирмингемский холм был уже в руках англичан, но громогласный толстяк Генри Нокс разворачивал в Дилворте артиллерию; виргинцы, присланные генералом Грином, перерезали дорогу к посёлку. Охрипший Лафайет наконец-то увидел осанистую фигуру Стерлинга. Паника улеглась; раненые и измученные многочасовым боем ополченцы организованно отступали под прикрытием свежих войск. Поле битвы укрыла ночная мгла; британцы остановились.
Только теперь Жильбер почувствовал, что его левый сапог полон тёплой влаги. Резко обернувшись на чей-то оклик, он потерял сознание, а когда очнулся, то увидел над собой встревоженное лицо Вашингтона в свете коптящей лампы. Было темно и холодно; Лафайет лежал на телеге в одном сапоге, босая левая нога туго перебинтована до самого колена. "Позаботьтесь о нём, ведь он мне как сын", — услышал он голос генерала.
Телегу немилосердно трясло. К полуночи достигли лагеря в Честере и остановились там до рассвета, а поутру двинулись дальше — в Филадельфию.
Эту ночь Жильбер почти не спал: задрёмывал, но вскоре пробуждался — от тряски, от жжения в ноге, от криков и стонов. Рядом тотчас возникал Сурбадер де Жима, спрашивая, не нужно ли ему чего; Лафайет благодарно ему улыбался. В Филадельфии его отделили от прочих раненых и отвезли на постоялый двор.
