Сын… Жильбер никогда не знал своего отца, и его сын тоже будет расти сиротой. Или дочь… Когда он наконец вернётся, Генриетта вряд ли его узнает, а родившийся в его отсутствие младенец будет смотреть на него, как на чужого. Он заслужил это наказание! Нельзя покидать тех, кого любишь. Что может быть на свете важнее любви?..
Лаколомб вернулся в Вифлеем в начале октября. Конгресс провёл в Ланкастере всего один день и перебрался в Йорк, за Саскуэханну. Вот письмо, но… Оно не от Адри-енны! Маршал де Муши писал Жильберу, что его поступок предосудителен, поскольку своим неповиновением королю он подаёт дурной пример молодым дворянам; он должен раскаяться, вернуться и впредь не позволять себе подобных выходок. Четыре строчки! Ни слова о его семье, об Адриенне, о ребёнке! Какой болван! Bloody hell!
[14]
Лоуренс прислал старый номер "Морнинг пост", сложив его так, чтобы Лафайет сразу увидел нужную статью среди кучи всякой шелухи. В заметке говорилось, что молодой маркиз, которого американские эмиссары ловко обвели вокруг пальца, примкнул к изменникам-колонистам, покинув свою юную супругу, ожидающую в слезах появления на свет дитя горечи и разлуки. Какая гадость! Damn it all!
[15]
16
Надутый пузырь, бездарный старикашка, ничтожество, укравшее чужую славу! Бенедикт Арнольд размашисто шагал через лес, слегка припадая на левую ногу, и мысленно костерил генерала Гейтса. Интриган, карьерист и вор! Да, вор! Сражение девятнадцатого сентября выиграл он, Арнольд: именно он принимал решения и отдавал приказы, а в своём донесении Конгрессу Горацио Гейтс приписал все заслуги себе, хотя весь день отсиживался на правом фланге, куда не долетали пули! Нет, ну его к чёрту, пусть теперь сам сражается с Бургойном как знает!
Арнольд немедленно уезжает к Вашингтону, и не потому, что так велел ему Гейтс. Вашингтон дважды не принял его отставку, когда господа из Филадельфии обходили его повышением, — пусть теперь сам объясняется с Конгрессом и доказывает, что Континентальной армии генерал-майор Арнольд нужнее генерал-майора Гейтса.
Дойдя до своей палатки, Арнольд, однако, передумал. А вот никуда он не уедет — по крайней мере, пока. С какой стати? Он не нужен — прекрасно, его заменят Бенджамином Линкольном — замечательно. Ещё один генерал-майор. Линкольн со своими ополченцами прибыл под Саратогу через три дня после сражения у фермы Фримана, в котором Арнольд с помощью стрелков полковника Моргана захватил шесть британских пушек; ополченцы заняли позиции на восточном берегу Гудзона, на правом фланге, а будь Арнольд проклят, если англичане пойдут в атаку не по западному берегу! Решающее сражение уже скоро, Бургойн не сможет уклониться от него, и бой придётся принять старине Гейтсу! А там посмотрим, кому придётся уезжать.
…С утра зарядил мелкий холодный дождь — уже октябрь. Люди мёрзнут по ночам в палатках, тем более что ложиться спать им приходится голодными; каждый день хоронят убитых — эти чёртовы минитмены
[16] стреляют без промаха, а на утренних поверках выясняется, что за ночь сбежали ещё десяток трусов. Армия Бургойна тает на глазах, тогда как к американцам подходят подкрепления, а Клинтона всё нет. Неужели за всё это время нельзя было дойти от Нью-Йорка до Саратоги? Бургойн послал гонца восемнадцать дней назад! Возможно, они уже в Олбани; ещё пара переходов…
На военном совете генерал Ридезель предложил отступить. Наверно, взыграла немецкая сентиментальность: он думает о своей жёнушке и ораве детей, которую сюда притащил; превратили армию в цыганский табор! Не бывать этому! Армия его величества не отступит перед ордой мятежников! Мы будем сражаться. Завтра же проведём разведку боем.
…Баронесса фон Ридезель цу Айзенбах готовила обед, когда вдали послышались пушечные выстрелы. Началось! Хорошо, что похлёбка уже почти сварилась. Да, вполне можно есть. Фредерика разлила похлёбку по тарелкам, помахала над ними салфеткой, чтобы остудить, села за стол вместе с двумя служанками и покормила дочерей (каждая взяла себе на колени по девочке). Едва тарелки убрали, как дверь распахнулась и в проёме показалась зелёная спина солдата, тащившего, пятясь, что-то тяжёлое. Нет, кого-то: второй солдат держал ноги.
— Сюда! — сказала генеральша, быстрым движением сдёрнув со стола скатерть.
Она склонилась над бледным лицом раненого, жилет которого был залит кровью. Ещё дышит. Генерал Саймон Фрейзер? Муж говорит, что он один стоит целого полка. Бедняга, пуля попала в живот; вряд ли выживет… Что ж, плита ещё горячая, надо вскипятить побольше воды и порвать ещё пару простыней на бинты: сейчас понесут.
Фредерика выросла в военном лагере и с самого детства помогала ухаживать за ранеными. В Европе шла Большая война… Одним из её подопечных оказался кавалерийский капитан Фридрих Адольф фон Ридезель, которому тогда было двадцать четыре года, — любимец герцога Фердинанда Брауншвейгского. Поправившись, он женился на своей шестнадцатилетней сиделке и сделал её баронессой.
Супруги счастливо жили в Вольфенбюттеле, где полковник Ридезель командовал гарнизоном, но в январе семьдесят шестого герцог Брауншвейгский заключил договор с Георгом III: четыре тысячи пехотинцев и три полка спешенных драгун должны были отправиться в Америку, сражаться с инсургентами. Ридезеля повысили до генерал-майора и назначили командиром первого отряда этих войск; ему пришлось расстаться с женой: Фредерика была на сносях. Маленькая Каролина родилась в марте, и уже в мае баронесса вместе с младенцем, четырёхлетней Августой и двухлетней Фрицхен уехала в Англию, чтобы продать там кое-какие вещи и оплатить переезд в Америку, ведь долг жены — следовать за мужем. Фридрих запретил ей пускаться в путь без надёжного спутника, поэтому отъезд пришлось отложить на десять месяцев. За это время Фредерика выучила английский.
Переезд из Бристоля в Квебек занял восемь недель. Обе служанки страдали морской болезнью, а Фредерика в свободную минутку вышивала дочкам чепчики и шила им платьица. Потом они ещё четыре дня ехали в Труа-Ривьер в коляске и на каноэ (не так-то легко было сохранять равновесие, держа на коленях маленьких озорниц). Как счастлив был Фридрих, когда они наконец-то добрались до места! Сам переносил девочек на руках из повозки в отведённую ему хижину. Но два дня спустя ему пришлось выступить в поход со своим отрядом. Фредерика с детьми поселилась в монастыре урсулинок, пока муж не получил от генерала Джона Бургойна разрешение вызвать семью к себе. Генерал оказался настоящим джентльменом, нашёл для них помещение при штабе… Немецкие солдаты, растерявшись в новых для себя условиях, дезертировали, забыв о воинском долге, однако стойкость генерала Ридезеля и в особенности его супруги заставила их устыдиться и с честью носить свой мундир. Коляска, в которую втиснулась Фредерика с дочками и служанками, ехала посреди солдат, браво маршировавших под песни по дорогам Квебека, — эта армия шла навстречу победе. Захватив форт Тикондерога, генерал Бургойн двинулся к Олбани, чтобы соединиться с Генри Клинтоном и отрезать Новую Англию от южных колоний.
