Вернулся Гамильтон. Собаку Арнольда догнать не удалось: он прыгнул в лодку, англичане подняли его борт фрегата "Стервятник". Но вот письма, доставленные через парламентёра.
Это было верхом наглости! Английский майор Робертсон, командовавший "Стервятником", требовал выдать майора Джона Андре — того самого мнимого штатского с пропуском на имя Джона Андерсона! Арнольд тоже написал Вашингтону, обвиняя американцев в неблагодарности (он не получил от Конгресса того, на что рассчитывал за свои неоценимые услуги, оказанные отечеству) и прося прислать его вещи. Крохобор! Письмо, предназначавшееся миссис Арнольд, Вашингтон распечатывать не стал; его просто просунули под дверь в спальню бедняжки Пегги.
Обед прошёл в гробовом молчании.
После обеда Гамильтон спросил Вашингтона, не вызвать ли сюда полк из Коннектикута; тот лишь кивнул головой, и Александр отправился составлять приказ. Заодно он написал подполковнику Джеймсону: пусть переведут этого "Андерсона" в место понадёжнее и сторожат покрепче! Двум адъютантам Арнольда, Фрэнксу и Вэрику, Вашингтон объявил, что не имеет к ним лично никаких претензий, но вынужден их арестовать до выяснения всех обстоятельств этого прискорбного дела. Они не возражали.
Лафайет написал короткую записку Луи де Ноайлю, чтобы отправить вместе с почтой. Они с виконтом так ни разу и не увиделись с тех пор, как французский экспедиционный корпус высадился в Ньюпорте: Луи оставался в Род-Айленде, поскольку командующий, Жан-Батист де Рошамбо, не собирался уходить оттуда до прибытия подкреплений с моря. Молодые офицеры, рвавшиеся в Америку с тем же пылом, с каким год назад желали участвовать в высадке на остров Уайт или Джерси, снова томились от безделья, но Рошамбо наотрез отказался поддержать план Вашингтона по захвату Нью-Йорка: он вёз сюда армию не за тем, чтобы уничтожить её. Лафайет писал ему длинные письма, но генерал был неумолим: сражаться с англичанами на равных — полная нелепость; маркиз слеп или глуп, раз поддерживает Вашингтона; он, папаша Рошамбо, прослуживший в армии тридцать семь лет, не станет обсуждать важные вещи с каким-то сопливым подполковником, будь он хоть маршалом здесь, в Америке, где командуют одни дураки и мерзавцы. Жильбер предпочёл уступить; он даже извинился за свою "ошибку", когда понял, что ему не переубедить генерала, и тот как будто смягчился. Какой контраст Рошамбо составлял с Вашингтоном, даже внешне: коренастый, коротконогий, хромой, со шрамом от штыка, рассекающим правую бровь… Жаль, что среди французских офицеров так мало друзей Жильбера — только Ноайль да граф де Дама. Ну да ничего, ему вполне достаточно любви американцев…
Утром Пегги неожиданно спустилась к завтраку. Мужчины воззрились на неё с испугом, но она выглядела совершенно нормальной: аккуратно одета и причёсана, даже напудрила волосы. Подойдя к Вашингтону, Пегги стала клясться ему, что и не подозревала о кознях мужа. Ах, какой позор! Теперь он несмываемым пятном ляжет на неё и несчастного, невинного младенца! Генерал уверил миссис Арнольд, что её ни в чём не винят, и спросил, куда она хочет поехать: к мужу в Нью-Йорк или к отцу в Филадельфию? Конечно, к отцу! Она патриотка! С Арнольдом всё кончено, она не желает иметь с ним ничего общего. Вашингтон выписал ей пропуск.
* * *
Посеревшая от дождей башенка церкви Таппана напоминала обсосанный кусок сахара из солдатского кармана. С тех пор как началась война, здесь уже не проводили богослужений. Люди, как прежде, молились по домам, а церковь использовали то как госпиталь, то как тюрьму. Сегодня она превратилась в здание суда. Четырнадцать генералов расселись на уцелевших скамьях, лицом к алтарю, глядя на крест за спиной у подсудимого — молодого человека лет тридцати. Тот в самом деле отвечал на все вопросы как на духу, и хотя каждый ответ подтверждал его вину, его искренность внушала сочувствие тем, кому предстояло вынести приговор.
— Ваше имя и звание?
— Майор Джон Андре.
— Кто такой Джон Андерсон?
— Так я подписывал свои письма для генерала Арнольда. Его именем было "Густавус".
— Вы собирали сведения об укреплениях на Гудзоне?
— Да, такой приказ мне отдал генерал Клинтон. Я не хотел заниматься этим добровольно.
— Как часто вы встречались с Бенедиктом Арнольдом?
— Всего один раз. Первая наша встреча не состоялась, потому что я покинул Добс-Ферри прежде, чем туда прибыл генерал Арнольд. Как он объяснил мне позже, его задержали в пути многочисленные препятствия и обстрел с борта английских канонерок. Мы договорились встретиться двадцатого сентября; я предлагал это сделать на борту "Стервятника", но Арнольд настоял на том, чтобы остаться на суше. Он передал мне документы, я вручил ему задаток.
— Задаток? Когда же он должен был получить остальное?
— После захвата Вест-Пойнта. Двадцать пятого октября.
Судьи переглянулись. Было двадцать девятое сентября.
Андре подробно рассказал о том, что с ним случилось после встречи. Уходя из-под обстрела с американских форпостов, "Стервятник" был вынужден бросить якорь в другом месте; майор не смог попасть на борт и решил вернуться в Нью-Йорк верхом. Проводником ему служил Джошуа Смит, в доме которого они встречались с Арнольдом. За линиями американцев они простились. Смит указал ему дорогу на Нью-Йорк, однако Андре выбрал другую. Почему? Теперь он затрудняется ответить на этот вопрос. Когда до цели оставалось три десятка миль, его остановили трое ополченцев: схватили лошадь под уздцы, а самого взяли на прицел. Приняв их за разбойников, промышлявших на нейтральной территории и грабивших всех подряд, Андре предложил им четыреста фунтов золотом, часы с бриллиантами и все свои ценные вещи, чтобы его отпустили по-здорову. Всё это у него отобрали, но нашли в сапоге пакет с документами и отвели в Норт-Касл. Там Андре показал свой пропуск, выписанный Арнольдом, и подполковник Джеймсон приказал лейтенанту Аллену доставить найденные у него документы в Вест-Пойнт, хотя майор Бенджамин Тэлмедж пытался его отговорить. Джеймсон уступил Тэлмеджу, отправив пакет Вашингтону, а Джона Андре — в Салем, но Аллен всё-таки поскакал в Вест-Пойнт с письмом к Арнольду; благодаря этому предатель смог ускользнуть за час до приезда главнокомандующего со свитой.
Случайности, случайности! — думал Лафайет. Какую огромную роль они играют в нашей жизни! Если бы тот матрос-ирландец с "Альянса" не предупредил его о заговоре на фрегате, он вместо объятий Адриенны попал бы в плен к англичанам. Если бы "Стервятник" не спугнули, майор Андре был бы уже в Нью-Йорке. Если бы Тэлмедж не оказался рядом с Джеймсоном, Вашингтон не узнал бы о предательстве Арнольда… Адриенна верит в предопределение. Возможно, Великий Архитектор Вселенной действительно помогает своей десницей тем, чьё дело правое. Но как же не хочется быть игрушкой в руках Судьбы!
Председатель суда — Натанаэль Грин. Вашингтон не вошёл в его состав; Лафайет и Штойбен — единственные иностранцы. По американским законам военного времени, за шпионаж полагается смертная казнь через повешение. Майор Андре просит, чтобы его расстреляли. Да, он был в штатском, но он офицер британской армии. И захватили его на нейтральной территории, а не за линией фронта. Его голос звучит так искренне, а открытое лицо с милой ямочкой на подбородке так располагает к себе! Невозможно пробыть в его обществе полчаса и не полюбить его. Должно быть, это особенный дар. Гамильтон каждый день навещает его; Тэлмедж его стережёт, деля с ним комнату, но при этом старается скрасить его заключение. Майор Тэлмедж руководит шпионской сетью для сбора сведений о британских войсках в Нью-Йорке; Гамильтон получает донесения лазутчиков и представляет доклад генералу Если бы Бенджамин или Александр попали в руки англичан при таких же обстоятельствах, как Андре, их бы тоже повесили? А смог ли бы сам Лафайет отправиться на опасную встречу, выполняя приказ? Ах, как всё-таки жаль этого майора! У него в Лондоне мать и две сестры; какое горе им предстоит пережить! Он офицер, он выполнял приказ своего генерала, служа своему королю; а Арнольд — предатель, польстившийся на тридцать серебренников!
