— Давай ты меня избавишь от лекции, что чужие вещи брать не хорошо, а я пообещаю, что больше так не буду и мы на этом мирно разойдемся, а?
— Ты о чем, нахрен, думала когда входила в тот поворот? Тебе жить надоело?
И только мое черное-черное сердечко начало оттаивать от мысли, что он заботится о моем здравии, как он добавил:
— Я думал, что попытки суицида ты оставила в прошлом.
Это был удар ниже пояса, но я вспомнила все отцовские уроки из разряда “держи лицо в любой ситуации” и попыталась изобразить ухмылку.
— Я думала, что тебя я тоже оставила в прошлом. Но вот ты опять здесь, второй раз за день, прошу заметить. Так что еще спорный вопрос кто больше разочарован.
— Хватит ёрничать. И давно ты, интересно, тут ошиваешься в отсутствие Макса?
— Если я отвечу, что сегодня был мой первый раз и вообще, я до этого никогда не приближалась к мотоциклам, ты мне поверишь? — я выдала ему свою самую невинную улыбку.
Улыбка, как я в принципе и предполагала, на него не подействовала. Он продолжал хищно приближаться ко мне, а я невольно сделала шаг назад и поняла, что отступать мне, по большому счету, некуда, зад упирался в горячий бок байка.
— Я думаю, тебе больше стоит переживать о том во что поверит твой брат… а еще лучше, во что поверит твой отец, когда я ему расскажу как ты проводишь свое свободное время.
— Вау, как низко ты пал. Ты сейчас, действительно, запугиваешь меня папочкой? Я уже не школьница, Глеб.
— Я вижу, — взгляд Урицкого прошелся по всему моему телу, обтянутому в кожаную экипировку. Он громко сглотнул и даже едва заметно помотал головой, как будто не соглашался со своими собственными мыслями.
— В школе у тебя были другие развлечения, насколько я помню. Хотя по уровню драмы, твое экстремальное вождение вполне вписывается в общую канву. Одно непонятно, почему так мало зрителей?
— Не хотела тебя смущать, подумала что ты будешь чувствовать себя неловко, что продул гонку девчонке. В следующий раз обязательно соберем побольше зрителей. Только назови дату.
— Секундочку, только уточню у твоего отца его расписание. Уверен, он захочет себе место в первом ряду.
— Я так понимаю, мой отец — это твой единственный козырь? Рассказывай кому угодно, все равно Макс скоро вернется и дорога на трек мне заказана. Кнопка открытия ворот у тебя справа, будь хорошим мальчиком, нажми ее и выметайся отсюда. Мне надо переодеться.
— Серьезно? Так быстро сдаешься? Даже не попытаешься меня уговорить сохранить это в секрете?
— Насколько я помню, ты и секреты не особо сочетаетесь. Не удивлюсь если завтра об этом, — я махнула рукой в сторону мотоцикла, — узнает весь универ. Но как я уже сказала, мы больше не в школе. Второй раз разрушить мою жизнь у тебя не получится.
— Разрушить твою жизнь… Я уже и забыл как ты любишь все драматизировать. Смею напомнить, что в плане разрушения равных тебе нет. Я всего лишь рассказал всем почему ты пропустила месяц учебы. Твои друзья волновались, переживали, было бы бесчеловечно оставить их в неведении.
— Правду? — я лишь с горечью усмехнулась. — Ты им рассказал свою правду, Глеб. Моя правда осталась при мне. Смысл пытаться донести ее до посторонних людей если даже вы с Максом отказались меня выслушать. Так что сделай нам обоим одолжение, нажми эту чертову кнопку и вали отсюда.
Гневно раздувая ноздри и продолжая сверлить меня насмешливым взглядом, он с шумом выпустил воздух из легких:
— Окей, я готов. Давай сделаем вид, что меня не было там четыре года назад и я ничего не видел своими глазами. Расскажи же мне, что там такое на самом деле произошло.
— Нет уж. Четыре года назад ты мне не дал шанса ничего объяснить, сейчас же мне абсолютно наплевать что ты обо мне думаешь.
И так как он не сделал ни малейшего движения в сторону выхода, я решила сама нажать кнопку открытия ворот. Адреналин все еще кипел в крови, я боялась что если останусь с ним в закрытом пространстве еще хоть минуту, то выскажу все что копилось внутри все эти годы или еще хуже, захочу размазать его гадкую ухмылку по смазливой физиономии.
— В этом вся ты, — взорвался Урицкий и преградил мой путь к подъемному механизму своей рукой. — Главное, побольше драмы. Повзрослей, Полина.
Кажется, он еще что-то говорил, но я лишь смотрела на его руку, которая лежала аккурат на моей груди. Кожаную куртку я успела расстегнуть до этого и теперь сквозь тонкий топ отчетливо ощущала исходящий от него жар. Заметив, что я не отвечаю, он проследил за моим взглядом и, кажется, только сейчас заметил как “удачно” приземлилась его ладонь. Но убирать ее он почему-то не спешил.
— Убери руку, Урицкий, — гневно процедила я.
— Ты точно этого хочешь? — поинтересовался он, а я заметила как дернулась мышца в его шее.
Я собиралась ответить что-то вроде “разумеется, придурок”, но поняла что во рту пересохло настолько, что я не в силах выдавить из себя ни слова. Легкие до отказа наполнились запахом мяты с примесью кожаного экипа. Я шумно выдохнула и облизала пересохшие губы, в то время как Глеб жадно следил за каждым моим движением. Он развернул меня к себе, положив вторую руку мне на талию.
— Были времена, когда ты бы душу продала за то чтобы мои руки оказались на тебе.
— Но их сменили времена, когда я бы душу продала за то чтобы больше никогда тебя не видеть, — еле слышно сказала я. Но руки его сбросить не попыталась. Чертов адреналин! Если верить умникам, его действие уже должно закончиться, тогда что за хрень со мной происходит? Почему сердце продолжает бешено колотиться и я как будто до сих пор чувствую вибрацию мотоцикла внизу живота?
— В таком случае, закрой глаза, — прошептал он у самого моего уха и поцеловал.
Глава 5
Лет пять назад, мечтая об этом моменте, я представляла наш первый поцелуй нежным и невинным. Тогда я и сама была такой.
Но сейчас в этом поцелуе не было ни капли нежности. Его язык раскрыл мои, не особо сопротивляющиеся губы, и ворвался в них словно ураган.
Я попыталась оторвать его руки от своего тела, но вместо этого лишь вцепилась в них мертвой хваткой и прижалась к нему еще сильнее. Легкие наполнились запахом кожи и мяты и все благоразумные мысли улетучились, как будто мой мозг понял, что за телом ему не угнаться и решил не принимать участия в происходящем безумии.
Нет, Глеб не сменил гнев на милость. Он все так же меня ненавидел, и если четыре года назад он вымещал зло на моей душе, сейчас пришел черед моего тела. Хотя еще вопрос кого он сейчас ненавидит больше — меня или себя за то как он реагирует на меня.
Его руки жадно ощупывали все мои изгибы, как будто он боялся, что я вот-вот опомнюсь и найду в себе силы оттолкнуть его от себя. Пальцы скользнули по моему животу, забираясь под шелковый топ. А я сделала то, о чем так давно мечтала — запустила руки в его густые волосы, одновременно притягивая его к себе за шею. Мне мало, мне надо ощутить его еще ближе. Я буквально захлебываюсь этим поцелуем, но останавливаться не планирую. Даже в таком затуманенном состоянии я понимаю, что то что между нами сейчас происходит — это разовая акция и больше никогда не повторится, поэтому я хочу чтобы каждая клеточка моего тела запомнила все происходящее.
