Он опять замолк, и я с ужасом поняла, что это не просто пауза. Егор закончил свой рассказ.
На какое-то время в жутком подвале повисла звенящая тишина. Мне казалось, что я даже дышать перестала, настолько меня сковал ужас. А потом он снова заговорил, заставив меня вздрогнуть всем телом.
— Я был уверен, что никто не свяжет ее смерть со мной. В конце концов, она не особо афишировала нашу дружбу… Даже тело вывез в лес за сто с лишним километров!! Но потом появилась ты…
На мгновение мы встретились взглядами и я увидела там не просто злость, а скорее ненависть. Господи, он ведь действительно не считал себя виновным в смерти девушки… ни капли.
— Не поверишь, сначала я даже обрадовался! Когда увидел тот скриншот на своем ноуте, я думал, что тебя мне послала сама судьба! Я, конечно, намекнул ментам, кто был ее любовником, но прямых доказательств у меня не было. Но ты решила на этом не останавливаться, нет… Тогда я подбросил платок в машину Русеева, но тебе и этого было мало. Ментам хватило, а тебе нет… Ты хоть сама понимаешь, что решив поиграть в детектива, ты подписала себе смертный приговор?
Паника вновь взяла меня в свои тиски, а внутренний голос издевательски твердил “ты что, реально поверила, что он тебя не убьет”?
Из глубин легких начал подниматься полный ужаса и отчаяния крик, но из-за кляпа из моего рта вырвались только глухие хрипы.
— Я могу вытащить тряпку, — сухо заявил Егор, — если пообещаешь, что не будешь орать. Сразу скажу, здесь тебя никто не услышит, но я терпеть не могу бабские крики. Голова и так раскалывается, поэтому, пожалуйста, воздержись.
Я кивнула и он вытащил кляп, мельком взглянув на который я чуть повторно не потеряла сознание. Судя по всему, к этой тряпке не то что утюг не приближался, она и воды-то чистой никогда в жизни не видела. Но даже это сейчас отошло на второй план, как ни крути, а перед лицом смерти приоритеты немного смещаются.
— Ты… ты же обещал, — напомнила я ему дрожащим голосом.
— Обещал тебя не убивать? Я не соврал. Но и отпустить я тебя не могу. Я не собираюсь в тюрьму из-за этой меркантильной дряни. Ты останешься здесь. Я понимаю, что гуманнее было бы покончить с этим прямо сейчас, но я не убийца, Полина. Я сейчас уйду, а ты останешься здесь. Вернусь через неделю. Мне, действительно, очень жаль.
Егор развернулся, начал подниматься по ступенькам и я, захлебываясь отчаянием закричала ему вслед:
— Подожди! Должен быть и другой выход. Я никому не расскажу. Я могу помочь тебе уехать из страны. — Теперь слова вылетают из меня одно за другим, походя при этом на ультразвук. Но Егор, разумеется, мне не верит и качая головой, продолжает подниматься. Крышка люка опустилась с глухим ударом и я в панике замерла, ожидая, что сейчас погаснет одинокая лампочка под низким потолком. Прошло несколько минут, но лампочка не погасла и почему-то это показалось мне хорошим знаком, символом того, что у меня есть шанс выбраться.
Я дала себе пять минут на слезы и истерику и хотя на деле это заняло гораздо больше времени, мыслить мне стало легче. Каковы шансы, что Алекс запаникует, когда не обнаружит меня в кафетерии? Я не сомневалась, что он заметил мое отсутствие, но начать переживать причин у него нет. Да, скорее всего он попытается мне позвонить, но вряд ли побежит в полицию, когда не дождется ответа…
Где-то в глубине души теплилась надежда, что Урицкий видел в какую машину я садилась. Егора он точно не мог заметить, на момент когда Глеб вышел на крыльцо, тот уже сидел на водительском месте, но есть шанс, что кроме моего воздушного поцелуя, он заметил и авто. Хотя… рядом стоял тот громадный кроссовер и вполне возможно, что Урицкий предположил, что я залезла в свою собственную тачку. А значит, на героическое спасение рассчитывать не приходится. Что ж, спасение утопающих, дело рук самих утопающих…
Глава 53
Лестница выглядела довольно хлипкой, вполне возможно, что люк держится на каком-то ржавом засове и мне удастся его выбить. Но для этого, разумеется, сначала надо избавиться от веревки. В фильмах герои проделывали это лихо разбив стул о стену или пол. Но на деле, я даже не смогла с первого раза встать на ноги, упав вместо этого коленями на пол. От долгого сидения в одной позе они затекли, да и десятисантиметровые шпильки явно не добавляли грациозности моим движениям. Минут пять я только добиралась до ближайшей стены, но когда, наконец, попыталась ударить стул о стену, поняла, что я скорее сломаю позвоночник, чем его. Удар дикой болью прошелся по пояснице и ногам, веревка полоснула по рукам еще сильнее, но стул остался в том же состоянии.
С минуту я пыталась прислушаться к собственным ощущениям, выдержит мое тело вторую попытку или нет? А еще мне показалось, что веревка чуточку подскочила вверх. Я подергала плечами, насколько смогла, поерзала на стуле и веревка сдвинулась еще на пару миллиметров. Следующие пятнадцать минут я усиленно танцевала ламбаду сидя, раздувала и сдувала грудную клетку и в итоге была вознаграждена тем, что веревка, наконец, оказалась в районе шее. Онемевшими руками я стянула ее с себя и отбросила в сторону. Егор, видимо, не особо парился насчет того проведу ли я последующие дни сидя или расхаживая по подвалу, иначе затянул бы веревку туже и для подстраховки связал бы мне ноги и запястья. Но опять-таки, если мне и удастся отсюда выбраться, на благодарность он может не рассчитывать.
Первым делом я, разумеется, поднялась по лестнице и попыталась подергать люк, сначала руками, потом надавила на него многострадальной спиной. Но крышка даже не пошевелилась под давлением. Не удивлюсь, если он для пущей уверенности придвинул на него какой-нибудь шкаф.
Несмотря на предупреждение Егора, что меня здесь никто не услышит, я все равно начала кричать. Эффекта, разумеется, никакого не добилась, но мне стало чуточку легче.
Не в моих правилах сдаваться раньше времени, но даже мой природный оптимизм не выдержал натиска суровой реальности и сдулся с противным свистом, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух.
По идее, у меня перед глазами сейчас должны мелькать лучшие моменты моей жизни, улыбки близких и все то, что делало меня счастливой. На деле же, сознание предательки подсовывало мне моменты из будущего, которые теперь уже вряд ли сбудутся. У меня не будет возможности наладить отношения с братом. И отцу я не докажу, что смогу обойтись без его денег. И на старости лет мы с Булавиным не попадем в один дом престарелых, где я буду круглосуточно ворчать на него за то что не дает проходу молоденьким медсестричкам.
И, конечно, у нас с Урицким не будет ни единого шанса… Хотя, возможно, моя ранняя кончина тут вовсе не причем… Господи, какая, к черту, разница что произошло четыре года назад? Глеб сказал, что готов все забыть, так почему я так держусь за эти воспоминания? Неужели мне так важно доказать ему, что я была жертвой, а не злодеем? Именно сейчас, находясь в роли самой настоящей жертвы, запертая в сыром подвале, я поняла, что прошлое не так важно, важно настоящее… И несмотря на все мои установки, глупо было отрицать, что в настоящем мне с Глебом довольно хорошо…
