Вскоре я понял, что она направляется к отцу. Интересно… Решила высказать наболевшее? Может, разговор со мной прорвал плотину чувств и она решила и с ним поговорить начистоту, ведь он тоже виноват в произошедшем. Еще пару дней назад я бы предположил, что у нее закончились деньги и она решила принять его условия, но теперь, когда больше нет необходимости подозревать ее самом худшем, я понимаю, что она бы на это не пошла.
Вскоре я понял, что ошибался, потому что такси проехало родительский коттедж и направилось дальше. Мое недоумение только усилилось когда через пару минут машина остановилась у детской площадки и Полли пошатываясь вышла из машины. Она что, пьяная? И приперлась сюда посреди ночи? Я понял, что все внутри меня начинает закипать и мое обещание больше никогда на нее не злиться летит в тартарары.
Немного заплетающейся походкой она доходит до качели и буквально падает на деревянное сиденье, кладет голову на железный каркас и отталкиваясь ногами, раскачивается.
Какое-то время я тупо стою на тротуаре силясь найти объяснение происходящему. Может, у нее здесь свидание? Какого хрена было переться в другую часть города, чтобы покачаться на качелях? Время идет, а на площадке так никто и не появляется, так что идея со свиданием отпадает сама собой. Меня она тоже не замечает, хотя ей достаточно посмотреть налево и Полли меня увидит. Но она, ритмично раскачиваясь ногами, смотрит перед собой, либо же вообще закрыла глаза, в темноте сложно разглядеть.
Через какое-то время я не выдерживаю и подхожу ближе. Она открывает глаза и удивленно смотрит на меня, потом едва заметно улыбается и тихо говорит:
— Привет.
Я здороваюсь в ответ и замечаю, что ее глаза блестят в темноте, а на щеках румянец. Нет, я злюсь на нее не за алкоголь, видит Бог, после всего что она пережила, ей надо расслабиться, но все внутри начинает закипать от одной мысли, что у нее хватило ума приехать сюда одной. Мало ей того придурка в клубе? Хочет нарваться на очередные приключения?
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю пытаясь придать голосу спокойствия.
— Качаюсь, — она пожимает плечами и грустно улыбается. — Мы часто приходили сюда с мамой. Папа не хотел устанавливать качели в саду, они бы портили общий вид, так что мы приходили сюда. Она сидела здесь, — Полли кивает на соседнее сиденье. — И мы всегда смеялись представляя реакцию отца, если он увидит ее на детской качели. Я… я иногда приезжаю сюда подумать, просто побыть… Особенно когда мне ее не хватает. Логичнее было бы возвращаться в их дом, но… там уже ничего от нее не осталось.
Она опять грустно улыбается, а у меня от этой улыбки все сжимается внутри. Они, действительно, были очень близки и если у меня так болело от смерти Инны Витальевны, могу только представить что чувствовала Полина.
Какое-то время мы молчим, потом она встает и почти падает, но я успеваю ее подхватить. Чувствую как от нее исходит жар и запоздало осознаю, что она не пьяна, у нее высокая температура и она, возможно, даже бредит. Это как раз объясняет, почему она нормально со мной разговаривала вместо того, чтобы послать подальше.
Под слабые протесты я подхватываю ее на руки и несу к машине, аккуратно кладу на заднее сиденье и какое-то время, как киношный маньяк, глажу ее длинные волосы. Одергиваю себя и сажусь за руль. Надо бы заехать в аптеку, но оставлять ее одну в машине не решаюсь. Будем надеяться, что в ее квартире имеется хоть что-то из лекарств.
Она никак не реагирует когда я глушу мотор у ее дома и я опять подхватываю ее на руки, предварительно отыскав ключи от квартиры. Все это время окна были распахнуты настежь и сейчас здесь по-настоящему холодно. Положив ее на кровать, я методично закрываю все створки и отправляюсь на поиски лекарств.
В ванной, на полке среди армии тюбиков и баночек с косметикой, нахожу два одиноких пакетика с жаропонижающим порошком. Пойдет.
Ставлю чайник и слышу настойчивую трель дверного звонка. Не хочу чтобы противная мелодия ее разбудила, поэтому нехотя плетусь в прихожую, пытаясь понять кто мог припереться в такое время.
На пороге стоит Булавин, чего он опять пришел? Только ж уехал пару часов назад…
Если он и удивлен моим присутствием, то виду не подает:
— Я, конечно, рад вашему счастливому воссоединению, но Полина все равно огребет за то что трубку не брала весь вечер и дверь не открывала. И только не говори, что так были увлечены, что не слышали звонков.
— Она плохо себя чувствует, у нее жар, — беззлобно поясняю я. Долгие годы я считал Булавина ее бесхребетным другом, застрявшем в пожизненной френдзоне. Как иначе объяснить, что он всегда был на ее стороне и последние четыре года волком смотрел на нас с Максом? Теперь-то я понимаю, что он был ее единственным настоящим другом, который верил в нее несмотря ни на что. И блин, как бы ванильно это ни звучало, но я реально благодарен ему за то что был с ней все эти годы.
Булавин молча разувается и по-хозяйски идет к ней в спальню, садится на кровать и прикладывает руку ко лбу. Я вижу как он смотрит на нее, как его лицо напрягается от волнения и…черт побери, я не ревную, но завидую, что ли… тому что между ними есть, доверию, дружбе и да… отсутствию недопонимания. Готов поспорить, ему не приходится каждый раз подбирать слова для разговора с ней, им легко доверять и верить друг другу, нам же предстоит всему этому учиться заново. И то, это при условии, что Полли этого захочет.
Иду на кухню и заливаю порошок горячей водой. Через минуту здесь же появляется Алекс, спрашивает меня давно ли Полина в таком состоянии и интересуется как я попал в квартиру. Я рассказываю ему о ее поездке на детскую площадку и по отсутствию удивления на его лице, делаю вывод, что он знал о ее традиции приезжать туда. Возможно, они даже сидели там вместе, вспоминали Инну Витальевну, просто молчали…
Я отдаю ему чашку с лекарством и направляюсь к выходу. Сейчас я явно здесь лишний.
Глава 60
Открыв глаза утром, первым делом я увидела спящего в кресле Булавина. Значит, вчерашняя встреча с Урицким мне привиделась? Ну конечно привиделась, откуда ему было взяться на той площадке? Ох, плохи мои дела если в бреду мне является Глеб в образе рыцаря в сияющих доспехах и на руках несет меня к машине. Но как ни силилась, я так и не смогла вспомнить как умудрилась попасть домой. Хотя, судя по храпящему в моей спальне Алексу, можно сделать вывод, что рыцарем вчера поработал он.
Стараясь не разбудить друга, я отправилась в душ и даже предприняла героическую попытку постоять под холодной водой, но в последний момент сжалилась над собой и подкрутила воду погорячее. Организм трусливо подсказывал, что если я, действительно, болею, то ледяной душ может только усугубить ситуацию. Но прислушавшись к этому самому организму получше, я поняла, что чувствую себя вполне прилично. Голова прошла, жара тоже нет… Как я и предполагала, скорее всего вчерашнее состояние было вызвано не простудой, а нервной перегрузкой.
В любом случае, универ я все так же собиралась прогулять. А вот Алекса придется растолкать, хватит уже пропускать занятия из-за меня.
