Меня вдруг обдает холодным потом и из головы разом испаряются все мысли, кроме одной: что, если у нее получилось? Идеальная Дарья Савельева, которая всегда добивается своего… Что, если она смогла стать не только временной заменой, но и полноценной частью его жизни? Что, если он ее любит?
Начинаю часто-часто моргать, будто это поможет отогнать уже знакомую картинку их счастливой прогулки с коляской, но подсознание беспощадно подсовывает мне ее снова и снова.
Я должна с ним поговорить. Сейчас.
Здесь его ждать смысла нет. Насколько я знаю, на обрыв Марат приезжает, когда ему нужно прочистить мысли, подумать, возможно даже погрустить. Но сегодня у него нет повода для печали. Судя по тому, что я видела в клинике, Марат рад. Мне бы хотелось верить, что наш разговор не испортит его настроение, но за долгую дорогу до Фабрики мне так и не удается убедить себя на 100 %.
Глава 69
Кажется, я успеваю задремать, но сон тут же покидает меня как только я слышу звук подъезжающей машины. Яркие фары беспощадно светят мне прямо в глаза и я с досадой думаю, что Скалаев может запросто уехать, узнав мое авто. Но он паркуется рядом со мной и мы одновременно выходим. Я аккуратно прикрываю дверцу, Марат же громко хлопает своей.
— Нам нужно поговорить, — произношу со всей решительностью, но голос все равно дрожит.
— Нет, не надо, — вот уж кому не занимать твердости, звучит как приказ. — Зачем ты пришла, Алиса?
— Чтобы поговорить, — повторяю, но он снова меня перебивает.
— Пожалуйста, уходи, — он даже не смотрит мне в глаза, а мне же, наоборот, хочется, чтобы он увидел мой взгляд. Потому что слова… они даются мне нелегко, в голове такой сумбур, что вся заготовленная речь куда-то испаряется и вместо того чтобы рассказать ему о ребенке, я сейчас чувствую себя подсудимым, выслушивающим приговор. С каждым новым словом Марата мое сердце заполняется безысходностью и горечью очередной потери. Очередного проигрыша. — Я впервые начал нормально дышать, Алиса. Все это время твоя цепь сдавливала мое горло и только сейчас я понимаю насколько это все затянулось. Я не хочу тебя ломать, а нормально у нас уже не получится. Надо было еще раньше поставить точку. Раньше вычеркнуть тебя из своей жизни. Впервые за все это время я поверил, что у меня еще есть шанс на что-то нормальное. Про счастье и любовь я пока не говорю, слишком рано… но я снова начал чувствовать себя живым. Я тебя отпустил. Пожалуйста, отпусти меня и ты. Думаю, мы оба знаем, что вместе счастливы уже не будем. Давай попытаемся хотя бы по-отдельности. Я уже начал. Начни и ты.
— Но, Марат…, — тщетно пытаюсь встрять в этом беспощадный монолог, но он меня снова перебивает и взрывается.
— Да отпусти ты меня, черт побери!! Всю душу из меня вытрясла и тебе все мало? Неужели не понимаешь, что не получится у нас? Не получится! А будем пытаться, так я тебя сломаю окончательно! Ты этого хочешь? Я же тебя просто уничтожу, принцесска, — он наконец, поднимает на меня глаза и его взгляд пригвождает меня к земле. Он уставший, разочарованный… злой. — Я пытался тебя простить, всеми, мать его, силами. Но не могу, слышишь? Я всегда буду помнить. Что бы ты ни делала, всегда буду пытаться сделать тебе больно за то как больно тогда было мне. Поверь, нам обоим будет лучше, если мы больше никогда не увидим друг друга. Больше не приходи сюда. Никогда. Еще раз придешь — я уничтожу все что тебе дорого и превращу твою жизнь в ад. Снова.
Он устало усмехается и разворачивается. Пользуясь тем, что он меня не видит, я уже не пытаюсь сдерживать слезы. Но даже когда с моих губ срывается первый глухой всхлип Марат не оборачивается, лишь замирает на секунду, но затем решительно тянет на себя тяжелую железную дверь.
Громкий хлопок эхом проносится в моей голове, а я решительно вытираю слезы рукавом пальто. Марат прав. Вместе счастливы мы уже не будем. Он никогда меня не простит. И ребенок ничего не изменит. В лучшем случае, Марат его полюбит и будет присутствовать в нашей жизни в качестве ответственного отца. В худшем — он продолжит мстить мне через ребенка. И за прошлое, и за то, что не дала ему шанса на призрачное счастье с другой.
Я совершила ошибку и все это время я добровольно за нее расплачивалась. Принимала все его удары. В лучших библейских традициях покорно подставляла вторую щеку. Позволяла себя ломать. Я это заслужила, да. Но не мой ребенок. Я еще не знаю кто у меня будет — мальчик или девочка, но в любом случае, он заслуживает только любви. И я не позволю, чтобы кто-либо пытался его уничтожить из мести.
Я когда-то видела забавную подборку фотографий в интернете, там сравнивали размер ребенка в утробе с реальными фруктами и другой едой. Насколько я помню, сейчас малыш по размеру лишь с рисовое зернышко, но я уже люблю его. Всем своим израненным сердцем. Возможно во мне сейчас говорят гормоны, но у меня будто включается рубильник самосохранения и я пячусь назад к своей машине.
Оставив на темной парковке у Фабрики свое сердце, я еду домой. Я чертовски устала и мне нужна передышка. Потом я достану блокнот, вычеркну из него все бизнес-планы и попытаюсь составить жизненный план. Я знаю, что справлюсь. Просто не могу иначе.
Однако дома вместо передышки меня ждет отец. Рядом с ним стоит небольшой черный чемодан и я вспоминаю, что он сегодня должен был улететь в свой немецкий филиал.
— Где ты была, Алиса? — раздраженно интересуется он. — Еще чуть-чуть и я пропущу самолет.
— Извини, пожалуйста. Я не знала, что ты меня ждешь.
— Хотел попрощаться, — пожимает он плечами. — Когда я вернусь, ты уже будешь в Питере и сама знаешь, с моим графиком часто приезжать не получится.
— Знаю, — киваю, а вслух не говорю, что этот факт явно сыграл роль в моем решении о переезде. И вместе с этим приходит осознание того, что Питера не будет… И учебы не будет. — Я не поеду.
— Что? — переспрашивает отец. То ли я слишком тихо произнесла это, то ли у него шок, но он продолжает вопросительно смотреть на меня и я уже громче повторяю:
— Я не поеду в Питер.
— Ты передумала? — задыхается отец. — Алиса, когда ты поймешь, что это не шутки? Когда ты уже повзрослеешь? Ты забрала документы из университета, перевелась в другой… я купил там квартиру для тебя и сейчас ты передумала? Ты хоть что-то в этой жизни воспринимаешь серьезно? Одни танцульки на уме. Вся в мать!
— Я беременна, — отрешенно сообщаю. Я просто не могу слушать очередные обидные слова от матери. Мне надо чтобы он замолчал, чтобы перестал и слова о беременности прекрасно выполняют свою функцию.
— Ты что? — снова переспрашивает он, хотя я уверена, что на этот раз произнесла фразу громко и четко.
— Я беременна. Поэтому я не поеду в Питер.
— Но… от кого? — Кажется, впервые в жизни Михаил Крейтор не знает что сказать. Он выглядит таким растерянным, что мне даже становится его жалко.
— Грушевский же не в городе, — растерянно бормочет он.
