— Ну, а это что должно означать? — вознегодовала Гвен.
— Честное слово, сестренка, пускай ты еще рекрут, не могу же я вечно все тебе объяснять. Ты видела все то же, что и я сам. Твое образование не уступает моему собственному. Твой разум пребывает в превосходной форме — в минуты, когда ты удосуживаешься им пользоваться, я имею в виду. Так попробуй же подумать.
Гвен метнула на кузена грозный взгляд.
— Нечего тут думать. Разум подсказывает: сегодня семейство Тэгвинн подвергнет себя опасности, — сказала она. — И еще: это произойдет исключительно по моей глупости. И последнее: мы не можем позволить им пострадать из-за ошибки, которую совершила я.
— Да, — согласился Бенедикт. — Все верно. Но сделай еще один шаг на пути рассуждений. Какими последствиями обернутся сегодняшние события?
Гвен сжала губы, прежде чем ответить на вопрос.
— Если Бриджет проиграет дуэль, Тэгвинны предстанут посмешищем и очевидной мишенью для конкурентов. Самое малое, их доход может сократиться. Вероятнее всего, какой-нибудь из самых алчных Домов со своими интересами на этом рынке найдет способ выкупить у них чанерию или заставит их бросить дело, завалив судебными исками.
— Правильно, — похвалил Бенедикт. — А если она одержит победу?
— Тогда последствия будут еще печальнее, — сказала Гвен. — Если Бриджет разделается с Реджи, Тэгвинны навлекут на себя гнев одного из сильнейших Домов. «Может» и «вероятно» в таком случае превратятся в «наверняка» и «определенно».
Бенедикт согласно кивнул.
— Дом Тэгвинн и Дом Астор… Да, делать выводы ты умеешь. — Ненадолго задумался. — Две трети выводов, во всяком случае.
— Почему это «две трети»?
Бенедикт поднял указательный палец.
— Ты обобщила положение Тэгвиннов…
Вверх поднялся второй, соседний палец.
— Ты приняла во внимание позицию Асторов.
Сбоку к двум пальцам присоединился третий, большой.
— Что насчет кошек?
Гвен раздраженно фыркнула… но затем погрузилась в молчание.
— А что, в Доме Ланкастер действительно есть кошки? — спросила она наконец. — Они просто не попадались мне на глаза?
Бенедикт развел руками, указывая на самоочевидность этого факта.
— Но… Полагаю, из этого не обязательно следует, что они не видели меня?
— То-то же, — довольным тоном произнес Бенедикт. — Рассвет наконец забрезжил.
Несколько шагов Гвен прошла, раздумывая об этом.
— Кошки и вправду настолько умны? Я знаю, эти зверьки сообразительны, однако…
— Часто бывает, что невысокое мнение окружающих о твоем уме играет тебе на пользу, — весело рассудил Бенедикт. — Особенно когда окружающие сами умом не блещут.
Гвен захлопала ресницами.
— Всевышний Боже…
— Должен признать, что до знакомства с Роулем я особо об этом и не задумывался, — сказал Бенедикт. — Всего лишь мои догадки, сестрица… но они выглядят убедительно.
— Они и довольно… правдоподобны, не так ли? — переспросила Гвен, обращая к кузену проницательный взгляд. — Ты и сам никогда не славился политической смекалкой, Бенни. Среди потомков нашего Дома большинство считает тебя отстраненным, равнодушным наблюдателем, а вовсе не хитроумным дипломатом.
Ее кузен скривился, как от боли.
— Таким я и должен оставаться в их глазах, уж будь так любезна, — сказал он. — Оставим политические интриги для негодяев, тиранов и глупцов. Я слежу за их выходками с одной лишь целью: не стать их жертвой.
Гвен весело хмыкнула.
— Кроме меня, тебе никто не угрожает, — пообещала она.
— Помилуй.
Желудок Бенедикта издал громкое урчание, и Гвен заулыбалась, поднимая лицо.
— Проголодался, кузен?
— Нет, я уже успел поесть, — ответил он.
— Ты боерожденный, Бенни, — отрезала Гвен. — Твоему телу требуется больше топлива. Здесь нет ничего зазорного.
Ее кузен скрипнул зубами, и взгляд его кошачьих глаз устремился куда-то вдаль.
Гвен мысленно испустила протяжный вздох. Она знала, что Бенни не по нутру то, что он родился отличным от остальных, — как знала и то, с каким трудом ему удавалось скрыть эти различия. Знала, что во время пробежек или боевых тренировок Бенедикт никогда не двигался со всей быстротой, на какую был способен. Никогда не боролся в полную силу. Постоянно носил с собой люмен-кристаллы и обязательно доставал их в темных областях хаббла — вопреки тому, что его кошачьи глаза не нуждались в их помощи. Питался он, четко следуя расписанию трапезного зала Гвардии, проглатывая ровно те порции, какие полагались каждому рекруту, — хотя мог буквально умереть с голоду на той диете, которая для любого другого выглядела более чем достаточной.
«Бенни… Какой замечательный, милый несмышленыш», — думала Гвен.
— Перед дуэлью мы обязательно перекусим, — распорядилась она. — Ты пойдешь со мной.
— Гвен, послушай… — запротестовал было Бенедикт.
— Я голодна, — легко соврала она. — А ты не настолько неучтив, чтобы заставить даму принимать пищу в одиночестве, правда? Идем же.
Бенедикт недовольно покосился на Гвендолин.
— У меня нет при себе денег.
— А у меня их полно, — обрадовалась Гвен. — Идем-идем!
— Право, Гвендолин… — проворчал он. — Ты просто не способна понимать намеки.
— Еще как способна, дорогой кузен, — беззаботно прощебетала она. — Просто сейчас не хочу. Как насчет тех пельменей, которыми ты так восторгался?
Желудок Бенедикта ответил вместо него. Громче прежнего.
Кузен не сводил с нее глаз.
— Это нечестно.
— Понятия не имею, о чем ты толкуешь, — сказала Гвен и одарила Бенедикта самой твердой своей улыбкой: губы растянуты, челюсти сжаты. Говорить пришлось сквозь зубы: — Идем. Без. Разговоров.
Очень скоро Бенедикт со вздохом отвел глаза в сторону.
— Ты умеешь настоять на своем, верно?
— Я все-таки леди из Дома Ланкастер, Бенни. А ты — джентльмен из Дома Сореллин-Ланкастер. Настаивать для меня совершенно излишне, — вновь улыбнулась она. Не менее твердо.
Бенедикт возвел очи ввысь, выдернул из кармана белый платок и торжественно помахал им из стороны в сторону.
— Сдаюсь.
Твердая улыбка Гвендолин обернулась лучезарной:
— Вот и молодец.
* * *
Маленькое заведение, где полная, седовласая пара с фамилией Бич подавала горячие блюда, расположилось в стороне от основного пространства рынка, подальше от сутолоки торговли и спешащих мимо людей. Задние стены других лавочек образовывали здесь небольшой альков в форме буквы «С», где и были расставлены простые столы и стулья, что подчеркивало впечатление уединенности.
